На ржевских берегах

Хлопнула дверь, Вика вздрогнула и оглянулась. В комнату-кабинет вошёл ещё один мужчина – явно русский, в коричневом кителе со свастикой на рукаве. Смешные старомодные галифе были заправлены в новенькие хромовые сапоги. Лицо его не содержало хоть сколько определенности: холеное, розовощекое, с несколькими бугристыми оспинами в районе лба, однако же подернутые сединой виски, высокие проплешины – все это вместе не давало точно определить возраст. Пустые болотно-зеленые глаза под короткими сдвинутыми бровями, тонкий рот над мясистым подбородком, нос картошкой с большими порами и крупными ноздрями – высеченное природой на этом лице могло бы быть с таким же успехом высечено на деревянном чурбане тупым топором, настолько все грубо, угловато и без эмоций.

Немецкий офицер заговорил. Вошедший перевел Вике:

– Пан офицер спрашивает: кто ты и откуда.

– Викой меня зовут, я из… – девушка запнулась, – из Ржева.

– Партизанен? – вдруг громко и строго спросил у Вики немец, подался немного вперед и испытывающее посмотрел на неё. Вика растерялась; от знакомого пронизывающего колючего взгляда мурашки побежали по спине. Вика постаралась взять себя в руки. Она отрицательно помотала головой и пожала плечами:

– Я бежала из Ржева. Мамы, папы нет. Шла через лес и заблудилась.

Поверит ли он её словам? Страх подступил с новой силой. Вряд ли её жизнь хоть что-то значит для этого немецкого офицера, его совершенно не интересует, как хорошо она умеет петь, как здорово умеет готовить. Ему безразлично, кем она вырастет. Она для него просто очередное развлечение. Взгляд офицера скользил по ней, он изучал её будто дорогой товар в бутике. И Вике стало ужасно противно стоять под этим взглядом, хотелось тотчас исчезнуть, превратить в букашку и забиться в ту самую щель в полу.

Громко затрещал телефон, стоявший где-то в другом углу комнаты. Немец нехотя поднялся, дошел до аппарата, поднял трубку и о чём-то говорил минуты две. Потом сердито махнул рукой на посетителей, отдал приказ полицаю и принялся собирать разбросанные по столу бумаги в кожаный портфель. «Пошли со мной! – буркнул русский, обращаясь к Вике. – Пан офицер потом пригласит».

Вика послушно отправилась вслед за полицаем. Они вышли из дома, прошли двором и оказались возле добротной богатой избы. Она резко выделялась на фоне всех остальных жилых строений, разбитых, покосившихся, наскоро залатанных. Белые резные наличники, свежеокрашенный забор – создавалось впечатление, что этот дом жил своей жизнью, в своём измерении и только по какому-то нелепому недоразумению оказался в эпицентре всего этого безобразия. «Варюха! – крикнул мужик. – Принимай гостей…»

В окне появилась полная немолодая женщина, она искоса посмотрела на Вику, недовольно поджала губы и исчезла в глубине избы. «У нас пока поживешь, – коротко бросил через плечо полицай. – Надеюсь, недолго, а то нам с женой своих ртов хватает».

Они молча прошли сени и зашли в дом. Хозяйка хлопотала возле стола, накрывая на стол обед. Вика огляделась, в нерешительности топчась на пороге. В избе царили порядок и благодать. Нахлебников у полицая и его жены действительно было предостаточно: в одном углу возились двое ребятишек лет двух-трех, на печке, свесив худенькие босые ножки, сидела девочка, которой на вид можно было дать около двенадцати. В другом углу к большому вбитому в потолочную балку штырю была подвешена люлька. Несмотря на хмурую погоду, в просторной комнате казалось светло.

«В хлеву ушат с водой стоит, и кусок мыла есть. Иди, помойся! – распорядилась женщина и потом указала рукой в направлении кучи тряпок. – Переоденешься в чистое, а одежду свою всю в печку кинешь. Нечего нам вшей и всякую заразу в дом таскать! Выйдешь в переднюю, и налево дверь будет. И живо давай!»

Вика охотно послушалась, ей сейчас как никогда хотелось смыть с себя всю грязь, содрать мокрую, холодную футболку, переодеться в теплое. Через десять минут она уже сидела рядом с печкой с миской в руках – за общий стол, где уже восседал полицай, её не пустили. На тарелке покоилась большая белая картофелина, разломленная на две части, в серединке таял маленький кусочек сливочного масла. «Сюда бы сардельку ещё…» – отрешенно подумала Вика, поглощая незамысловатую еду и впитывая всем телом тепло, которого последнее время ей так недоставало. В горле между тем першило, нос неприятно щекотал усиливающийся насморк. Вика покосилась на копошащихся за столом ребятишек, они по очереди огребали тумаков от хозяйки, никак не желая смирно себя вести, а вот старшая девочка вела себя тихо, лишь иногда поглядывая на мать исподлобья. В её больших светлых глазах притаился страх и какая-то недетская серьезность. Девочка безразлично ковырялась в своей тарелке. Иногда она бросала свой взгляд на Вику, но, встретившись с ответным взглядом, тут же испуганно отводила глаза.