На ржевских берегах

Вика принялась рассматривала суетившуюся Варвару. Она представляла собой прямую противоположность своему мужу Трофиму – живое, подвижное лицо с мягкими, округлыми линиями, курносый нос и большие губы. Она была бы приятной, милой женщиной, если бы не глаза – мелкие, широко расставленные, очерченные хищно изогнутыми бровями. Полицай, тем временем, выпил маленькую рюмку спиртного, шумно занюхал крупным куском хлеба и принялся за свою трапезу, состоявшую из большой тарелки горячего супа. «Дурдом какой-то! – хмыкнула про себя Вика и посмотрела на свою пустую тарелку, – Вот, если вернёмся домой – к чёрту диету, буду есть всё подряд!». Прикончив с обедом, Трофим сразу заметно осоловел, лицо его разгладилось, сам он по-барски развалился на стуле. Он посидел немного, подмахнул коркой остатки еды по краям тарелки, пожевал и довольно выдохнул:

– Пойду, посплю, Варвара Михайловна. Как Хенрих приедет, толкнёшь меня, да смотри не прогляди!

– Ступай, ступай! – согласилась женщина, которая в данный момент была целиком поглощена процессом запихивания каши в притихших детей.

Трофим выбрался из-за стола и скрылся в соседней комнате, хмуро глянув в сторону разомлевшей возле печи Вики. В комнате сразу стало тихо. Слышно было, как потрескивают угли в топке, стучат ложки в тарелках ребятни, да мирно тикают большие напольные часы. Варвара цыкнула на детей, прогнала мыть посуду старшую девочку и, сложив руки на груди, уставилась в окно. Потом неожиданно повернулась к Вике и свистящим шепотом прохрипела:

– Ну что ты там притулилась?! Иди к столу сядь, вон, за детьми доешь остатки! Голодная, небось.

Вика даже сначала опешила, но потом решила подчиниться. Хотя к валявшимся на столе обглоданным кускам белого хлеба не притронулась. Варвара не обращала на Вику внимания и продолжала неотрывно смотреть в окно. Потом снова заговорила, будто только и ждала, когда же её смогут выслушать:

– Вот погоди, скоро немцы победят и у всех будет так же тепло и сытно…Достаток в доме будет, скотину не будут отнимать, и работать будем как все! – Варвара нервно потерла подбородок и повернулась к Вике, замершей на краю скамейки: – При немцах порядок будет, так-то! Вот что ты в своей жизни видела? Хату убогую, коммунальную кухню с мышами и тараканами? Кукол деревянных, батьку-пьяницу, да мамашу, которая целыми днями в колхозе или на заводе пропадает?! Каждый день сидеть дома, ждать стука в дверь: почтальон пришел с письмом или же чекист с наганом? А за Германией сила, так-то! Вот только жидов, да красную нечисть прогоним.

В глазах её читалась жалость. Но это было похоже на эдакую жалость повара-вегетарианца к разделываемой говядине. Вика улыбнулась краешком губ. Потом поправила просторное мешковатое платье и медленно с расстановкой произнесла:

– Допустим, на детство мне грех пожаловаться. Да и на жизнь тоже. У нас коттедж большой. Земли рядом – восемь соток, банька своя есть. Отец мой – региональный менеджер крупной иностранной торговой компании. Немецкой, кстати. А мать работает замом производственного отдела на большом предприятии машиностроения. Дома два компьютера, ноутбук, интернет безлимитный и спутниковое телевидение. Хотя всё это для тебя пустые, незнакомые слова, – Вика взяла небольшую паузу, с удовольствием наблюдая, как меняется выражение Варвариного лица, – А Великая Германия в сорок пятом году капитулирует. Гитлера твоего с башкой прострелянной найдут, а над Рейхстагом наши знамя Победы установят. Вот как-то так.

Варвара сидела, выпучив свои маленькие глаза, от чего лицо ее сделалось немыслимо смешным, немного придурковатым. Неизвестно, как долго продолжалась бы эта немая сцена, но тут из люльки донесся отчаянный плач. «Ступай в сарай с глаз долой! – гневно махнула Варвара на Вику рукой. – И сиди там, покуда не позовут!»

* * *

Лежать было скучно. Стас иногда вставал, прохаживался по больничным коридорам, заглядывал в другие палаты небольшого госпиталя, организованного в здании сельской школы. Дядя Вася ушёл снимать гипс, и поговорить было не с кем. Головная боль и тошнота почти ушли, но память о себе и о своей прошлой жизни возвращаться к Стасу не торопилась. Воспоминания блёклые, размытые, толпились и напирали, готовые вот-вот прорваться, хлынуть потоком сквозь бреши в невидимой стене беспамятства. Нужно было лишь немного поднажать, собраться с силами и разрушить преграду.

Стас вернулся в свою комнату, буквально следом за ним ввалился довольный и сияющий Василий Николаевич.

– Ну всё, Стас, выписывают меня. Надо раненым место освобождать! Завтра машина будет проездом, меня захватят. – Дядя Вася хлопнул парня по плечу. – Ты не унывай! Может, встретимся ещё. Слушай, давай-ка мы это дело отметим, а?