На семи холмах. Очерки культуры древнего Рима

Друг Катулла Лициний Кальв выступил обвинителем против Ватиния и в страстной речи доказал, что тот нечестным путем добился должности претора. Напуганный обвинениями Кальва, Ватиний воскликнул: «Неужели я должен оказаться виновным только потому, что мой обвинитель так красноречив?» Катулл откликнулся на это событие эпиграммой, где он подсмеивается и над своим другом Кальвом, который отличался очень малым ростом:

Я вчера посмеялся на собраньи.
Друг мой Кальв говорил на диво сильно,
Все Ватиния мерзости исчислил.
В восхищении кто-то руки поднял:
«Ну и складно же сыплет карапузик!»

(Пер. А. И. Пиотровского.

)

На этом знаменитом процессе защитником цезарианца Ватиния был Цицерон. Конечно, симпатии Катулла были не на его стороне. Ведь два года назад Цицерон выступал против того же самого Ватиния. Но Ватиний пользовался поддержкой Цезаря, а Цицерон как раз в это время пошел на сближение с Юлием Цезарем. Катулл не мог простить Цицерону, что тот изменил своим республиканским идеалам. До нас дошла полная язвительной иронии эпиграмма на Цицерона, в которой Катулл намекает на беспринципность «наилучшего» из ораторов Рима:

Говорливейший меж потомков Рема,
Тех, кто есть и кто был, и тех, кто будет
В дни грядущие, — будь здоров, Марк Туллий!
И прими от Катулла благодарность.
Из поэтов — поэт он самый худший,
Он настолько же хуже их, насколько
Лучше ты, чем любой другой сутяга!

(Пер. А. И. Пиотровского.

)

В Риме все явственнее ощущалась тенденция к единовластию, и Катулл отрицательно относился к Юлию Цезарю и его приверженцам. В язвительных эпиграммах Катулл высмеивает будущего диктатора. Он наделяет его всеми нравственными пороками:

Чудно спелись два гнусных негодяя,
Кот-Мамурра и с ним похабник Цезарь!
Что ж тут дивного? Те же грязь и пятна
На развратнике римском и формийском^[29]

.Оба мечены клеймами распутства,
Оба гнилы и оба полузнайки…

(Пер. А. И. Пиотровского.

)

Юлий Цезарь признавался, что поэт Катулл «навеки запятнал его имя». Он предпринимал попытки примириться с Катуллом и приблизить к себе злоязычного поэта. Но Катулл смело отказался служить и угождать могущественному триумвиру:

Нет, чтоб тебе угодить, не забочусь я вовсе, о Цезарь!
Знать не хочу я совсем, славен ты или дурен.

(Пер. А. И. Пиотровского.

)

Катулл был в центре литературного кружка молодых поэтов Рима. Они создали новое направление в латинской поэзии, выступили против поклонников старинного стиля, которые подражали первым поэтам Рима и писали тяжеловесные, высокопарные произведения. Вместо огромных поэм они создавали маленькие, остроумные, изящные стихотворения. В стихах Катулла рисуются не величественные картины из мифологии, не грандиозные битвы и походы, а самые незначительные эпизоды из личной жизни: любовные похождения, всякие пустяки, которые сам поэт называл «глупостями» и «безделками». Вместо высокопарного риторического стиля Катулл создал общедоступный, легкий, обыденный стиль. Он ввел в поэзию живой язык, который можно было услышать на улице, в общественной бане, на базарной площади. Поэт умышленно включал в стихи грубые, вульгарные слова, провинциальные выражения.

Цицерон называл Катулла и его литературных единомышленников «неотериками» — поэтами нового направления. Это название закрепилось за ними в истории литературы. Неотерики увлекались поздней греческой лирикой эпохи эллинизма, центром которой была Александрия, столица Египта.

Александрийская поэзия уделяла основное внимание личной жизни человека. Это сближало с александрийскими поэтами Катулла и его друзей. Они писали подражания греческим лирикам, заимствовали у них темы и стихотворные размеры. До нас дошли изящные, написанные в духе александрийской лирики небольшие поэмы Катулла — эпиллии «Брачная песнь», «Аттис», «Свадьба Пелея и Фетиды», «Волосы Береники».

Катулл смотрел на поэзию прежде всего как на источник наслаждения, забаву и развлечение. Стихотворения должны блистать отделкой, игрой мысли, неожиданной концовкой. Катулл считал, что в стихах можно писать о чем угодно, было бы ярко, остроумно, занимательно. Задача поэта — насмешить, растрогать, удивить, создать настроение.