В «Буколиках» Вергилий рисует жизнь пастухов и пастушек на фоне прекрасной италийской природы. Его герои — это идеальные люди, совсем не похожие на реальных крестьян. Однако Вергилий откликается на современные события: он призывает к прекращению гражданских войн, советует бежать из шумных городов на лоно мирной сельской природы. Здесь Вергилий уже проявляет свои симпатии к будущему императору Октавиану.
Ранние стихотворения и особенно «Буколики» принесли Вергилию широкую известность. Он познакомился с крупнейшими поэтами Рима. Вергилия приблизил к себе богатый и могущественный друг Августа Меценат. По ходатайству покровителей Вергилию возвратили конфискованную землю. Со временем поэт стал другом самого Октавиана. Он приобрел собственный дом в Риме, недалеко от знаменитых садов Мецената.
Однако Вергилий предпочитал жить в провинции — то в Сицилии, то в Кампании. Подолгу он останавливался в Неаполе, где посещал школу философа-эпикурейца Сирона. Интересы его были весьма разнообразными. Он много занимался математикой и медициной. Один раз он выступил в качестве адвоката. Но речь его была слишком медлительной для состязания в судебных процессах. Зато стихи он читал превосходно, с удивительным изяществом. Один из современников говорил, что он хотел бы похитить голос и жесты Вергилия. Историк Светоний так описывает его внешность: «Он был большого роста, крупного телосложения, лицом смуглый, походил на крестьянина и не отличался крепким здоровьем». Вергилий был человеком скромным и даже застенчивым. «Когда он, приезжая изредка в Рим, показывался там на улице, и люди начинали ходить за ним по пятам и показывать на него, он укрывался от них в ближайшем доме», — рассказывает Светоний.
Публий Вергилий Марон. Римская мозаика.
По совету своего покровителя Вергилий пишет второе крупное произведение — поэму «Георгики». Теперь образцом ему служит не поздняя александрийская поэзия, а классическая поэзия Греции — более глубокая и содержательная. Подобно великому греческому поэту Гесиоду, Вергилий в «Георгиках» дает советы и наставления по земледелию. Его поэма делится на четыре части: хлебопашество, виноградарство, скотоводство и пчеловодство. Конечно, поэма «Георгики» не столько руководство по сельскому хозяйству, сколько поэтическое прославление природы и земледельческого труда, который является источником благосостояния Рима. Здесь звучат те же мотивы губительности междоусобных войн и порочной жизни в городе, те же призывы жить ближе к природе. С большим патриотическим чувством Вергилий воспел в «Георгиках» Италию и закончил поэму хвалой в честь Октавиана.
Над этой поэмой Вергилий работал с 36 по 29 г. до н. э. Каждое утро сочинял он множество стихов, а затем сокращал их до нескольких строк. Поэт шутил, что он рождает стихи, облизывает, как медведица новорожденного, каждую строчку, пока она не примет должного вида.
По просьбе Октавиана Вергилий читал ему только что законченную поэму в течение четырех дней. Когда он уставал, его сменял Меценат. Оба его друга и покровителя были в восторге. Молва о новом произведении распространилась в литературных кругах. Вергилий стал признанным вождем в кружке Мецената и первым поэтом Рима.
Последние годы жизни Вергилий посвятил созданию «Энеиды» — главного труда всей его жизни. Взяв за образец гомеровский эпос, он решил прославить Рим на широком мифологическом материале. Вергилий объединил греческие и римские мифы строго продуманным сюжетом. Сначала он все события изложил в прозе. Затем стал создавать отдельные части поэмы в стихах. Многие места он набрасывал начерно, чтобы потом вернуться к ним для тщательной отделки. Вергилий любил говорить, что он ставит временные подпорки, чтобы поддержать свое произведение, пока не будут воздвигнуты крепкие колонны.
Вергилий работал над поэмой более десяти лет. Он старался никому не показывать свои стихи, хотя слава о них уже разнеслась по Риму. Сомнения и неуверенность в своих силах не покидали его. Когда Октавиан, находившийся в далеком походе, попросил прислать ему хотя бы одно «полустишие» из «Энеиды», поэт ответил ему: «Что же касается моего Энея, то, клянусь, будь он уже достоин твоего внимания, я с радостью послал бы его тебе; но предмет, к которому я приступил, таков, что порою кажется мне, что неразумно было браться за столь великое предприятие…»