На семи холмах. Очерки культуры древнего Рима

Ты обещаешь, о жизнь моя, сделать любовь бесконечной,
    Нерасторжимой вовек, полной волнующих тайн.
Боги великие! Дайте ей силу сдержать обещанье:
    Пусть эта клятва звучит искренной клятвой души!
Сделайте так, чтобы мы навеки, до самой могилы,
    Дружбы священной союз свято могли сохранить!

(Пер. И. Л. Сельвинского.

)

Однако счастье недолговечно. Наступает трагическая развязка. Лесбия изменила поэту. Она выбрала Руфа, который был лучшим другом поэта. Мучительная ревность, жажда вернуть любимую, гнев и обида обманутой дружбы и обманутой любви — все изливает в стихах несчастный поэт. Он пишет убийственные эпиграммы на своего соперника. Он проклинает обоих изменников. Он грозит Руфу ославить его в веках:

Даром я, Руф ненавистный, считал тебя братом и другом!
    Нет, ведь не даром, увы! Дорого я заплатил.
Словно грабитель, подполз ты и сердце безжалостно выжег,
    Отнял подругу мою — все, что я в жизни имел.
Отнял! О горькое горе! Проклятая, подлая язва!
    Подлый предатель и вор! Дружбы убийца и бич!
Плачу я, только подумаю: чистые губы чистейшей
    Девушки пакостный твой гнусно сквернит поцелуи!
Но не уйдешь от возмездья! Потомкам ты будешь известен!
    Низость измены твоей злая молва разгласит!

(Пер. А. И. Пиотровского.

)

С горьким упреком обращается Катулл и к неверной Лесбии, напоминает ей, как страстно и преданно он ее любил, как они были счастливы:

Нет, ни одна среди женщин такой похвалиться не может
    Сильной любовью, какой Лесбию я полюбил.
Крепче, чем узы любви, которыми были когда-то
    Связаны наши сердца, не было уз на земле.
Ныне ж расколото сердце. Шутя ты его расколола,
    Лесбия! Страсть и печаль сердце разбили мое.
Другом тебе я не буду, хоть стань добродетельна снова.
    Но разлюбить не могу, будь хоть преступницей ты!

(Пер. А. И. Пиотровского.

)

С большой эмоциональной силой изображает Катулл смешение противоречивых чувств, мучительную борьбу страстей. Наконец он находит слова для выражения своего душевного разлада. Слова, которые потом, вслед за Катуллом, повторят многие поэты Европы:

Да! Ненавижу и все же люблю. Как возможно, ты спросишь?
    Не объясню я. Но так чувствую, смертно томясь.

(Пер. А. И. Пиотровского.

)

Катулл делает тщетные попытки вернуть утраченное счастье. Он готов простить измену. Он зовет свою любимую:

В тоске последней, смертной, я тебе крикнул,
Ответом, о жестокая, мне был смех твой!

Борьба с самим собой, со своей несчастной любовью с особенной силой звучит в торжественном отречении от любви, которым завершается этот цикл стихотворений Катулла, посвященный Лесбии: