На сердце без тебя метель... (СИ)

Лизу будто в омут затягивало с невероятной силой. Даже мысли не мелькнуло о том, в каком неподобающем положении для девицы она находится сейчас: распластанная на снегу, под тяжестью его тела, под его пальцами, что запутались в ее локонах. Словно кто-то стер все мысли из головы, оставив там подобие этого белоснежного луга. И хотелось одного — смотреть в эти глаза, ощущать легкие, ласковые касания пальцев, от которых по всей линии позвоночника пробегали мурашки. Не было ни холода снега, который заботливо принял их в свою колыбель, ни сторонних звуков, хотя над окрестностями разнесся сигнал, что добыча загнана, зверь взят. Только его затуманенные глаза и настойчивые пальцы, один из которых так смело двинулся в путь от локона вдоль по ее щеке — прямо к губам, которые тут же приоткрылись в немом приглашении.

Александр был так близко к ней и так невыносимо далеко в этот миг, когда его губы едва ли не касались ее пересохших от волнения губ. Что-то внутри дрогнуло при этой близости, треснуло, как по весне ломается толстый лед на реке. Захотелось потянуться к его скулам и коснуться их кончиками пальцев. Совсем мимолетно…

А потом на лоб Лизы вдруг упало несколько снежинок, что задержались на длинных ворсинках меха его шапки и только сейчас соскользнули вниз. Она недоуменно моргнула, вздрогнув от холода, которым тронул снег ее нежную кожу прямо у линии волос. Разорвалась незримая нить, протянувшаяся меж ней и Александром, растаяли чары, которые закружили Лизе голову, заставив на несколько коротких мгновений забыть обо всем.

Лиза раздумывала недолго. Правая рука, ничем уже не удерживаемая, взметнулась и с резким звуком опустилась на его левую щеку. Голова мужчины дернулась при ударе — тот был так силен, что даже шапка Александра свалилась в снег, а ладонь девушки загорелась невыносимым огнем боли. Он с легким свистом втянул в себя воздух, и Лиза поняла, что наконец-то добилась своего — причинила ему боль.

— Nous, j'ai bien m'erit'e^[109], — прошептал Александр, снова возвращая взгляд к ее лицу, на что она раздраженно поджала губы.

Дмитриевский легко поднялся на ноги и протянул ей руку. Глупо было отказываться от помощи при тяжести трена, что так и тянул вниз. Потому Лиза ухватилась за его ладонь, хотя и пробурчала себе под нос что-то про «последнего на этом свете человека, от которого желала бы помощь принять».

— А вот и наш верховой!

Она обернулась в сторону, куда смотрел Дмитриевский, отыскавший наперед ее шапку и стряхивавший с той снег. Действительно, к ним спешил Петр, ведя на поводу каурую Лизы. Подъехав, он быстро соскочил с седла и бухнулся на колени в снег перед графом.

— Прощения прошу, барин! Милости прошу! Не доглядел, дурак, за барышней, не доглядел! — Он говорил так быстро, что Лиза с трудом разбирала слова.

— Дурак и есть, что на речи барышни повелся. Твое дело мой приказ исполнять, а не капризы девичьи, — резко ответил Александр, вмиг превратившись в господина. — Барышня, гляди, с седла упала, убиться могла. Могла?

— Могла, ваше сиятельство, ой, могла! — Петр еще ниже склонил непокрытую голову, едва ли не утыкаясь носом в снег. — Прощения прошу, барин, бес попутал!..

— Десять плетей за то, что барышню из вида упустил, когда наказывали в оба глядеть! Твое счастье, что барышня цела и здрава. Но если хоть что-то из моего наказа упустишь — лично всыплю полсотни соленых.

Лиза чуть не ахнула при этой угрозе, в очередной раз поражаясь бездушности графа. Дворовый же только кивнул в ответ, ничуть не испугавшись слов барина. Будто вовсе не ему грозило быть битым на конюшне плетьми, от души смоченными в соли.

— Барышню в усадьбу повезешь да скажешь, что она в седле не удержалась. И ко мне тотчас пошлите, будто и неведомо мне то. И ни слова никому о том, что был я здесь, ни единой душе! И что барышня хоть миг при тебе не была. Ты все понял? — и когда верховой снова с готовностью кивнул, Дмитриевский улыбнулся довольно: — Надеюсь на тебя, Петр.

— Все исполню. Слово мое — могила! — Петр перекрестился, а потом взглянул искоса на барышню и снова на барина. — Ехать бы вам, Лександр Николаич, трубили ужо, что зверя взяли.

Александр улыбнулся дворовому, а потом так громко свистнул, что Лизе захотелось по-детски закрыть уши ладонями. Вороной, отступивший на несколько десятков шагов к лесной опушке, тут же послушно затрусил к ним. Впрочем, Дмитриевский не обратил на него внимания, вдруг приблизившись к Лизе.

— Вы позволите? — и прежде чем та поняла, что он хочет сделать, обхватил ладонями ее талию и, подняв, словно пушинку, усадил на каурую, которую крепко удерживал Петр, к тому моменту уже поднявшийся с колен.

— Vous ^etes insupportable personne!^[110] — прошипела ему Лиза, но была вынуждена удобнее устроиться в седле, ухватившись за луку, иначе бы снова съехала вниз, прямо в его руки. И только тихий смех был ей ответом.