Она едва не скривила губы, услышав эти слова. Ей казалось это таким превосходным планом. Их застают наедине, в темноте, которую только лунные лучи разгоняют несмело по углам. И тогда у него не будет иного выхода, как пойти с ней под венец. Иначе… впрочем, она не думала, что будет иначе, уверенная, что сумеет перехитрить его.
За размышлениями Лиза не успела заметить, как прядь ее волос была намотана на его ладонь. В тот же миг он чуть притянул ее к себе, понимая, что этим движением причиняет ей легкую боль. Боль была еле ощутима, но ясно говорила о том, что шутить с ним впредь совсем не следовало.
— Игру свою затеять решила? Никогда не садись играть супротив того, кто более искусен в том. Хотя… — Лиза заметила, как он вдруг довольно улыбнулся: — Не ожидал от тебя, ma bien-aim'ee, совсем не ожидал. Моя умная девочка…
Прядь волос Лизы была отпущена на свободу, причем, его пальцы скользнули сквозь нее, наслаждаясь прикосновением к этому медовому шелку. Более всего на свете ему хотелось забыть обо всем и целовать эти волосы, припасть к ее ногам. И обнимать, как он сейчас обнимал Лизу, в темноте комнаты, понимая, как сильно рискует нынче, находясь здесь. Но не в силах оставить ее.
— Ты — моя душа, — шептал он Лизе, гладя ее волосы. — Ты только моя… Я забыл тебе кое-что отдать в прошлый раз. Не только письмо было…
— Не только письмо? — переспросила Лиза.
В лунном свете ее глаза так и сияли, что делало ее похожей на неземное создание. Он полюбил ее сразу же, как увидел там, в салоне, стоящей за спинкой кресла своей dame patronesse. Лиза была его звездой, его душой, его возлюбленной. И сейчас, когда он сжимал ее лицо в своих ладонях, а она так проникновенно смотрела на него, ему казалось, что он держит в руках весь мир.
— Не только, — подтвердил мужчина, с сожалением выпуская Лизу из своих объятий. То, что он принес ей, было свернуто в несколько раз и надежно спрятано за полой его жилета. И он ненавидел себя, когда протягивал ей эти бумаги, когда говорил то, что вынужден был повторять снова и снова. Как и самому себе повторял каждую бессонную ночь.
— Его рисунки. Он передал их тебе. Сказал, что желает сделать тебе подарок.
— Ты видел его? — Лиза никогда не умела скрывать эмоций. Или просто он читал ее как открытую книгу? Вот и нынче сам невольно заразился восторгом, когда она стала разворачивать листы и всматриваться в рисунки грифелем.
— У него поистине дар! — пусть ей было не видно мельчайших деталей в свете луны, но Лиза понимала, насколько талантливы были работы. А когда разглядела среди прочих рисунков набросок собственного лица, даже ладонью рот зажала — лишь бы не застонать от боли, что рвала сейчас ее сердце на части.
— Он тоскует по тебе, ma bien-aim'ee, — мужчина стал ласково гладить ее волосы и плечи, пытаясь успокоить. И в то же время преследуя собственные цели. Необходимо было наконец-таки качнуть маятник в сторону действия, развеять тени сомнений в ее душе. — Мы столько времени проговорили с ним о тебе, когда мне позволено было его увидеть. Он удивительно одарен мастерством рисования…
— Это у него от матери, — прошептала Лиза, проводя кончиками пальцев по бумаге, словно пытаясь уловить движение иных пальчиков, некогда касавшихся той.
— Он достигнет юношества, и мы всенепременно пошлем его в италийские земли. Там самые лучшие живописцы на всем свете. У них есть чему поучиться. Пусть ему не быть мастером, но я бы очень хотел не дать угаснуть дару, каким наградил его Господь. Будет пополнять нашу галерею, верно? Но для этого мне нужно получить то, что мне положено… то, что по праву должно быть моим! И ты поможешь мне… ты ведь мне поможешь? Иначе нам с тобой никак. Я ведь тогда не смогу даже за пансион заплатить для нашего юного живописца… Ты ведь мне поможешь, ma bien-aim'ee?
Три рисунка. Пейзаж, судя по всему, виденный из окна. Скудно сервированный к чайной трапезе стол. И ее портрет. Четкие линии грифеля, проведенные мальчишеской рукой…
— Граф подозревает, что madam mere и я здесь неспроста, — глухо проговорила Лиза, не отводя взгляда от рисунков, словно черпая в них силу. — Думает, что ловить жениха приехала, да только не на свою персону ставит.
— Он отыскал тебя в тот день? Что он сказал еще? — и тут же знакомая рука сжала сердце в кулак. — Что он сделал?.. Он что-нибудь?..
— Сказал только то, что передала. А сделал… разве ты сам не знаешь, каков он может быть, когда наказать желает, — Лиза скрыла удовольствие, когда он поморщился, словно от боли. Да, ей действительно было по душе со злорадством отмечать отголоски боли на его привлекательном лице. — Но граф отменно сумел предупредить все возможные обвинения в свой адрес со стороны madam mere. И, полагаю, будет делать подобное и впредь.
— …Пока не будет урона, — ему казалось, что собственный голос огнем выжигает сейчас каждое из этих слов на его сердце. Он знал, что так будет. Знал с самого начала. Но вот что будет так больно при одной только мысли…