— Взятие крепости, mon grand cousin, — с усмешкой уточнил Василь. — Не желаешь ли повторить наше пари позапрошлого года? Мне по душе пришлось токайское с легким привкусом победы.
А потом заметил легкое недоумение в глазах Вдовиных и поспешил все прояснить с разрешения кузена, снова замкнувшегося от всех в своей привычной отстраненности.
— Снежную крепость держит кузнец местный. Еще никому не удавалось его одолеть — уж чересчур силен. И считает, что при этой забаве все равны — и барин, и холоп.
— О mon Dieu, возможно ли то? — удивилась своей догадке мадам Вдовина, в который раз убеждаясь в странностях графа.
— Возможно, — с легким смешком подтвердил Василь, отчего-то глядя не на нее, а на Лизу. — Вот уже два года подряд на Масленичной неделе Alexandre штурмует эту крепость, и второй раз терпит сокрушительное поражение.
— Ах, беда моя — печаль! — тряхнула головой Пульхерия Александровна. — И сызнова калечится! Не поверите, душеньки мои, как сердце всякий раз болит у меня на Масленицу. Все-то и рады-радешеньки в празднества, одна я страдаю…
— Ma ch`ere tantine, — крупная мужская ладонь без особого труда накрыла сухонькие пальчики тетушки. — Нет нужды для тревог, вы же знаете.
— В прошлый раз едва шею себе не свернул на крепости этой клятой! — старушка не желала сейчас поддаваться очаровательной улыбке племянника и его ласке. — Отец Феодор! Борис Григорьевич! Что ж это, душеньки мои? Обещайтесь, мой милый! Тотчас обещайтесь, что оставите эти мужицкие забавы! Ишь, что удумал! И вам не прощу, Василь! — она погрозила вдруг младшему племяннику, тут же опустившему глаза в тарелку под ее негодующим взглядом. — Instigateur[142]
!В ее голосе было столько горечи и огня, что Лиза ощутила укол в сердце. Маленькая хрупкая старушка вскоре встанет живым воплощением Лизиной совести, когда запущенный маятник, наконец, достигнет наивысшей точки своего хода. И холодом повеяло вмиг, заставляя Лизу зябко передернуть плечами, убивая бабочек, что усиленно махали крылышками весь день в животе. Особенно, когда Александр упрямо покачал головой, целуя руку своей тетушки.
— Вы же знаете, ma tantine, нет той крепости, что в итоге не пала бы перед Дмитриевским. Так и тут выйдет…
— Пожалейте старуху, Alexandre, коли не жаль юного сердца, — взмолилась Пульхерия Александровна, а он вдруг оглянулся в сторону Лизы. Та изо всех сил пыталась сохранять безучастный вид, чувствуя, как кровь мгновенно прилила к лицу. — Пожалейте бедную mademoiselle Lydie. В прошлый раз ведь флакон капель извели…
— Быть может, тогда напишите к ней с советом не ездить на гулянья?
Лиза чуть опустила веки, чтобы скрыть неприязнь, что снова всколыхнулась в ней при словах Александра, прозвучавших так резко на фоне уговоров тетушки. И мысленно поблагодарила Бога за то, что показал ей истинное лицо этого мужчины, которому нет дела до чужих слез и переживаний. Даже если это слабое сердце близкого ему человека. Он готов рисковать всем ради сиюминутной прихоти одержать верх. Именно это стремление и приведет его в итоге к той последней черте, от которой нет возврата…
— Лизавета Петровна, — его голос привычно ударил по нервам и заставил встрепенуться сердце в груди. — А вы? Что скажете вы по поводу моего безрассудства?
Александр стоял за спинкой ее стула, чуть склонившись к столу. Со стороны могло показаться, что он хотел быть ближе к тетушке, соседке Лизы. Но девушка ясно понимала, что он желал заглянуть в ее глаза, задавая этот вопрос.
Интересно, чего он от нее ждет? Что она примет сторону Пульхерии Александровны, с надеждой вдруг взглянувшей на Лизу в ожидании поддержки? Уговоров, что потешат его самолюбие и только, ведь он вряд ли откажется от своего замысла? Она смотрела в его бездонные глаза и безуспешно пыталась отыскать ответ на вопросы, мелькавшие в голове. Ответ, который не разрушит того шаткого мостика, что был выстроен нынче днем. И потому ей пришлось выбрать путь, столь привычный для нее в прежней жизни.
— Прошу простить меня, ваше сиятельство, но я не имею ни малейшего права давать вам совет, не принадлежа к тем, от кого вы вольны требовать его.
Маленькая уловка, которой Лиза выучилась за годы, проведенные с той, кто имела обыкновение сердиться по малейшему, даже самому ничтожному поводу. И приступы этой злости едва ли можно было предугадать загодя. Потому единственно верным ответом на заданный вопрос было его отсутствие.
Сначала Лиза испугалась, что совершила ошибку, увильнув от прямого ответа. Быть может, он ждал от нее прямоты, о которой говорил прежде? Но тут в глазах Александра снова вспыхнула искорка прежнего тепла, так согревшего ее днем.
— D’accord, — проговорил он громко для всех, а после, выпрямляясь, прошептал только ей одной, обдавая горячим дыханием ухо и часть шеи: — Froussarde[143]
…По взгляду же, брошенному поверх бокала вина, когда Дмитриевский уже вернулся на свое место, Лиза поняла, что он никогда не примет полумеры. Либо все, либо… Нет, его девизом могло быть только «все и сразу», и никак иначе!