На сердце без тебя метель... (СИ)

— Ma fillette, моя бедная-бедная Elise… что теперь станется-то? — вопрошал голос, полный странного смирения. — Что теперь станется, ma Elise? — а потом куда-то в полумрак по другую сторону кровати: — Что там младенчик, Стеша?

Лиза тогда впервые увидела того, кто явился на свет Божий в эту грозу, принеся роженице столько мук, и что страшнее — отнимая ее жизнь. Крошечное слабое существо, чье появление так приветствовали после череды потерь, но оно принесло лишь смятение и ужас.

Во сне Степанида выглядела не такой, какой ее помнила Лиза. Широкоскулое лицо было белее свежих простыней, которые она постелила для своей хозяйки. А глаза стали такими черными, что эта темнота вселяла ужас в растерянную Лизу, отчаянно сжимающую безвольную руку. Под взглядом девочки Степанида приложила палец к губам, мол, не говори ничего. А после набросила конец одеяльца на сверток в своих руках, пытаясь теплом своего дыхания вернуть жизнь в это маленькое тельце.

— Ваш брат мертв, барышня… Господь забрал его к себе…

Степанида не произнесла этих слов, но Лиза так отчетливо их услышала, словно та говорила ей прямо на ухо. И следом раздался стон, полный боли и неимоверной муки. Такой стон, что кровь стыла в жилах… Ее ли это был стон или умирающей под бархатным пологом женщины, Лиза так и не поняла.

Пытаясь выкинуть из головы ужасное воспоминание, она прижала кончики пальцев к ушам, но теперь стон раздавался где-то у нее внутри. И тогда, оставив бесплодные попытки забыть ночной кошмар, девушка резко опустилась на колени перед маленьким образом Богородицы, что стоял на прикроватном столике.

«Странный сон… до чего же странный сон», — то и дело вторгались в ее молитвы иные мысли, и Лиза сбивалась в мольбах, не замечая слез, что заливали ее лицо. Она пыталась воскресить в памяти каждую минуту пережитого некогда события, которое вернул ей сон нынешней ночью. Чтобы убедить себя, что все не так, что младенец тогда был жив и кричал настойчиво и громко, с силой ударяя ножками в одеяльце, будто пытаясь сбросить его.

Когда ее ступни заледенели, и дрожь стала бить замерзшее от комнатной прохлады тело, Лиза наконец вернулась в постель. Конечно, можно было толкнуть безмятежно спящую Ирину, чтобы та подкинула дров в печь. Но Лиза пожалела ее и, прижав к себе маленькое тельце Бигоши, спряталась под одеяло с головой, как когда-то давно пряталась со своим маленьким братом. В ладони она сжимала холодный металл медальона, который в последнее время все чаще стала доставать из тайника.

«Всему сущему есть первопричина», — говорил Лизе отец. Она запомнила эти слова. И нынче пыталась найти разумное объяснение ночному видению, гоня от себя суеверный страх перед дыханием смерти.

— Мой брат мертв. Господь забрал к себе его душу несколько лет назад…

Не ее ли собственные глухие слова звучали сейчас в голове, заменив крестьянский говор Стеши? Не она ли сама произнесла их накануне днем?

«Это было необходимо! — убеждала себя Лиза, поглаживая пальцем узор на медальоне. — Я не могла сказать ничего иного, когда была едва ли не на волосок от того, чтобы быть пойманной на лжи. И когда тот, кого опутывала ей, будто паутиной, так и норовил разорвать эти путы»

На радость мадам Вдовиной хозяин дома не оставил их с Лизой своим вниманием. Удалялись ли они после трапез в натопленный салон, чтобы провести время за работой, чтением или музицированием, Александр неизменно появлялся там. Выходили ли на прогулку в парк, он тут же вызывался сопровождать их `a la promenade.

В поведении графа Софья Петровна видела лишь признак того, что успех намеченного предприятия не за горами, а значит, можно отпустить все тревоги и наконец-то вздохнуть спокойно. А вот Лиза все же сомневалась в искренности расположения к ней Дмитриевского, подозревая, что он может вести и свою игру, до поры до времени укрывая козыри.

Что то была за игра? Соблазнить девицу, которая стала для него вызовом с того самого дня, как увидела в его глазах огонь обладания? Или разгадать, что за игру она ведет сама?

Первого Лиза не боялась. Удивительно, но то, что всегда было предметом страхов любой благородной девицы, нынче не казалось ей таким ужасным. Больше некуда было падать, и терять тоже было нечего, кроме последнего символа ее невинности. Ранее она никогда не задумывалась над потерей девства, даже когда по своей воле оказалась вне родных стен, без защиты перед мужской силой. Но все же, как и любая девица, боялась того позора, что неминуемо падает на головы блудниц в том случае. А ныне… ныне Лизе уже не было страшно. Тем паче еще до приезда в Заозерное благодаря madam mere ей стало более-менее известно о том, что может случиться между мужчиной и девицей в момент пика безрассудной страсти. Нет, определенно, Лизу не страшила потеря невинности и честного имени, которое уже давно было не в ее руках…