На сердце без тебя метель...

— Что, не похоже на прежнее наше с вами жилье, Лизавета Алексеевна? — неверно расценила Наталья задержку Лизы перед выходом из экипажа. — Нынче я живу по принципу: mieux vaut assez que trop^[292]. А в особняке на Мясницкой или в матушкином имении легко было потеряться. Либо потерять себя самое. Allons, venez!

Лиза все еще ощущала неловкость за свою невольную паузу, когда шагнула на ступени крыльца и далее в полутемную переднюю, следуя за хозяйкой дома. Ей ли казаться недовольной? Потому и была особенно молчалива, когда они вдвоем с Натальей прошли из передней на второй этаж, в хозяйские покои. У подножия лестницы Наталью встретила горничная, торопясь принять у барыни шляпку, сумочку, пальто, перчатки и зонтик. Все это Наталья передавала ей постепенно, следуя вверх по лестнице и далее через анфиладу комнат в небольшую, но уютную столовую с абажуром из темного бархата над круглым столом. Лиза взглядом дала понять горничной, что та может принять ее плащ позже.

— Maman! Maman! — из соседней комнаты выскочил светловолосый мальчик лет пяти и метнулся в юбки Натальи.

Молодая женщина легко подхватила ребенка на руки и пару раз крутанула. Подол ее юбок взметнулся, обнажив верх узконосых ботинок.

— Поль, поприветствуйте даму, о которой я вам говорила, — обратилась она к мальчику, наконец, спуская его с рук.

Тот тут же посерьезнел, шагнул к Лизе и поклонился, заложив руку за спину.

— Bon jour, madam.

В эту минуту мальчик показался Лизе похожим на Лизавету Юрьевну. Сходство было лишь мимолетным — в выражении глаз, в случайном повороте головы, в линии рта. Но оно было, выдавая в мальчике истинного потомка рода Щербатских.

Несмотря на жалобы Натальи на тяготы материнства, Павлуша оказался превосходно воспитан. Во время чая, к удивлению Лизы, его не отослали в детскую, а усадили за стол вместе со всеми. Манеры мальчика за столом были безупречны. Пусть он иногда и позволял себе небольшие шалости или задорный смех, когда кормил крутящихся возле стола кошек.

После трапезы за Павлушей спустилась нянька, молоденькая конопатая девочка лет пятнадцати-шестнадцати, и Лиза впервые заподозрила, что Наталья немного лукавила, когда говорила о помощи в присмотре за сыном. В доме явно было кому ходить за ним: помимо горничной Натальи, в доме имелись еще пара девушек, пожилой дворецкий, заодно выполнявший обязанности буфетчика и дядьки Павлуши, кухарка с поваренком, дворник и денщик капитана Дулова, щербатый Семен. Это, конечно, не шло ни в какое сравнение с огромным штатом прислуги в домах графини, но все же Лиза иначе представляла себе положение, в котором оказалась Наталья, лишившись благоволения Лизаветы Юрьевны.

— Вы думаете о брате, верно? — Наталья первой нарушила тишину, установившуюся после того, как Павлушу увели в детскую.

Лиза глубоко вздохнула, пытаясь справиться с нервной дрожью, охватившей ее при упоминании Николеньки.

— Вам понадобятся средства, чтобы вести розыски, коли вы убеждены, что есть шанс его разыскать. Но сперва об ином. Матушка Клавдия писала мне, что у вас нет бумаг. Они остались у ее сиятельства, верно? Быть может, у вас есть иные?

— Под иным именем более скрываться не желаю, — твердо ответила Лиза, справившись с волнением, и Наталья наградила ее ободряющей улыбкой. — Да и на другое имя бумаг тоже нет, остались в доме на Немецкой. Я после расскажу вам о том, ежели позволите.

— D’accord, — согласилась Наталья. — Так насчет бумаг… Я говорила с Никитой Александровичем о вашей ситуации. Ах, не смущайтесь! Я рассказала ему совсем иную историю. Никита Александрович, брат Жоржа, весьма ловок умом, ему следовало родиться стряпчим, право слово. Он-то и придумал, как вам бумаги выправить новые и выхлопотать пенсию. Можно еще попробовать высвободить ваше имение из-под опеки ее сиятельства, да вступать в споры с графиней — дело неблагодарное.

От таких новостей у Лизы даже слегка закружилась голова.

— Вы, верно, устали? Столько всего приключилось нынче! — всплеснула руками Наталья. — Я прикажу вас проводить в вашу комнату. Она в мезонине, подле детской, уж не обессудьте, но иного предложить не могу.

— Да что вы! Полноте! — воскликнула Лиза и благодарно сжала руку Натальи. — Я не смела даже надеяться, право…

— И зря! Вам надобно было подумать о том, чтобы обратиться ко мне тотчас же, как в Москве оказались, — укорила ее Наталья. — Qui bien fera, bien trouvera^[293].

— Помилуйте, я ведь ровным счетом ничего…

— Пойти против maman дорого стоит, Лизавета Алексеевна, — возразила Наталья. — А я помню все ваши попытки помочь мне тогда. На память Щербатские никогда не жаловались. Allons, довольно! Я позвоню Глафире, она проводит вас в вашу комнату. Не думайте более о худом, Лизавета Алексеевна. Друзья на то и даны, чтобы помогать друг другу, n’est ce pas?