На сердце без тебя метель...

— Могу ли я так рисковать вашим именем? — возразила Лиза. — Могут пойти толки…

— Не пойдут, — отрезала Наталья. — Мы обе знаем, графиня Щербатская никогда не допустит, чтобы ее имя дважды коснулось одной истории. Довольно того, как свет обсуждал мое бегство из отчего дома. А тут сызнова! Помилуйте, Lisette… Вы ведь позволите мне так вас называть? Maman заставит самые болтливые языки замолчать, лишь бы не возбудить пересудов.

При этих словах в голосе Натали промелькнули нотки горечи. Видимо, даже спустя столько лет разлад с матерью глубоко ранил ее.

Позднее в одном из откровенных разговоров Наталья призналась, как бесконечно тяготит ее, что маленький Павлуша никогда не узнает grand mere. И Лиза не нашлась с ответом, потому что обе понимали, для Лизаветы Юрьевны поговорка «loin des yeux, loin du coeur»^[298] — не просто слова.

Про побег Натальи в доме Щербатской стало известно лишь спустя сутки — все хранилось в тайне. Однако Лизавета Юрьевна, как выяснилось позднее, разведала все заранее. Одна из горничных молодой барышни испугалась гнева графини и почти сразу призналась во всем. Тотчас же вдогонку были посланы дворовые с наказом любыми средствами задержать «этого подлеца, порочащего честь мундира» и «девку, опозорившую материнские седины».

— Перед Богом отвечу на суде, а Его Императорское Величество лета мои да имя уважит. Главное, достать их прежде венцов… Впрочем, из-под венцов тоже тащите! — наставляла графиня, колотя в бешенстве тростью об пол спальни, да так, что в итоге треснул паркет. — Развенчаю! Без благословения родительского пошла. Да и в полку его вряд ли известно. Развенчаю! Не бывать позору такому!

Но Натали отменно знала нрав матери. Люди графини безуспешно искали молодую барышню и поручика Московского лейб-драгунского полка. Только спустя два дня после ночного побега в особняк на Мясницкой принесли записку о том, что Наталья обвенчалась с Григорием Дуловым в церквушке Дмитровского уезда и брак был осуществлен. С той поры Лизавета Юрьевна прекратила преследование и вычеркнула непокорную дочь из своей жизни. Лиза пыталась помочь Натали наладить отношения с матерью. Пять лет назад она еще верила, что любое сердце можно смягчить, особенно материнское.

Спустя несколько месяцев после побега, она впервые попробовала достучаться до графини. В один из дней Лизавета Юрьевна, по совету докторов, решила прогуляться пешком. Вместе со своей свитой небольшим поездом она отправилась в Нескучный сад. Наталья появилась на одной из аллей совершенно неожиданно, едва графиня при помощи прислуги вышла из кареты.

— Madam! Madam, s’il vous plait, ecoutez-moi! Madam!^[299] — вскричала Наталья, пытаясь вырваться из крепкой хватки двух лакеев, тут же преградивших ей путь.

Графиня даже бровью не повела. Сделав знак одному из дворовых декламировать стансы на французском, она неспешно направилась вглубь сада. Несчастный, краснея от неловкости, был вынужден повысить голос, когда Натали стала громче призывать мать.

— Madam, je ne partirai pas tant que ne vous ecoutez moi! Je vous jure!^[300]

Взглядом, обещающим лакеям все известные кары, Лизавета Юрьевна приказала убрать заблудшую дочь с глаз долой, и те поспешили увести несчастную прочь из аллеи. Легкое пальто молодой женщины при том распахнулось, и Лиза заметила явную округлость живота под шелковым платьем.

— Madam, je vous en prie, — поспешно шагнула она к графине, нечаянно толкнув карлицу Жужу. — Je vous en prie, soyez genereuse, madam. Elle… elle est… enceinte…^[301]

Лизавета Юрьевна резко остановилась, и все вокруг стихло, даже бешено лающие мопсы присмирели.

— Домой! — приказала графиня, стукнув тростью.

Вся процессия развернулась и величественным шагом двинулась в обратный путь к экипажам. В карете Лизе влепили такую пощечину, что у нее еще долго горела алым пятном щека.

— Вы живете подле меня столько времени и до сей поры не уяснили, как должно держать себя на людях. И что это за слово? Enceinte! O, mon Dieu! C’est scandaleux!

По возвращении Лизу долго распекали за отсутствие манер и «деревенскую неучтивость», а после удалили с глаз «размышлять о своем промахе».

— Коли проведаю, что вы посылали весть о моей прогулке, прогоню со двора. И брата не позволю видеть, чтобы и его во грех не ввергла. Неблагодарная!

— Это же ваша кровь… — пролепетала Лиза, потрясенная картиной, которая по-прежнему не шла из головы. Для нее немыслимо было отринуть вот так, без сожалений, родного человека.

— Род Щербатских продолжится кровью моего сына Павла Михайловича, ибо нет у меня более отпрысков! — отчеканила старуха, резко дернув головой, отчего оборки кружевного чепца угрожающе колыхнулись. — А вы отправляйтесь к себе да посидите на хлебе и воде пару деньков. Может статься, пустой желудок прояснит вашу голову, и та сообразит, что острое чувство справедливости не всегда на пользу идет.