На сердце без тебя метель...

Меланья умерла около полудня, когда за окном уже вовсю светило яркое летнее солнце. Отходила тяжело. В отличие от Лизы, она до последних минут пребывала в полном сознании и чувствовала не только приближающуюся смерть, но и всю боль, с которой холера вгрызалась в ее тело. Только после самого последнего приступа Мелаша впала в беспамятство, а спустя некоторое время ее хриплое дыхание затихло.

— Есть еще больной? — обеспокоенно спросил Вогель. Убедившись, что пульс Мелаши не прощупывается, а зеркало не запотевает от дыхания, он отошел от умершей к Александру и отцу Феодору, наблюдавшим за его действиями.

— Насколько мне известно, пока никто не выказывал жалоб, — ответил иерей. — Но вы же знаете крестьян, они до последнего не скажут правды…

— Надо сказать власть! — решительно заявил доктор. — Второй больной. Первая смерть. Das ist die Seuche^[364]. Надо сказать власть!

— Нет, — решительно отмел его доводы Александр, старательно пряча в глубине сознания услышанное про «первую смерть». — Мы не будем сообщать в уезд. Две больные — это еще не признак эпидемии. Будет больше — всенепременно уведомим. Пока же будем хранить молчание.

— О смерти несчастной все едино узнают, — возразил отец Феодор. — Кто-то же должен подготовить ее к погребению, как полагается.

— Мы никого сюда не пустим. Никто не подойдет к покойнице. Неужто не понимаешь, что так заразу можно разнести по всей округе? И тебя это тоже касается, отче, — резко заметил Александр. Его нервы были натянуты до предела. Да, Лиза немного затихла, а ее желудок задержал воду и вино уже на несколько часов, но… Нынче ему хотелось думать только о том, как вырвать ее из рук смерти, что уже шагнула в этот дом, а не обсуждать то, что его не касалось.

Но, встретившись взглядом с отцом Феодором, он устыдился своих мыслей. Меланья была его крепостной. Ему полагалось позаботится о ее похоронах, раз уж не сумел сохранить ей жизнь. Однако пустить сюда кого-либо на возможную смерть он не желал.

— Я подготовлю Меланью к погребению, — отозвался от дверей Платон.

Александр не удивился его словам. Его верный слуга хоть и стоял выше остальных дворовых, знал всех девок, прислуживающих в имении, и по-отечески опекал их. Бывший солдат, он не имел своих детей — барин стал для него сыном, а сенные девушки заменили дочерей.

— Мыслимо ли?.. — вырвалось у Александра, в первые секунды невольно возмутившегося непристойности сего действа. Бабское ведь дело — обмывать покойницу… А потом умолк, понимая, что сейчас не тот случай, чтобы думать о приличиях.

Также он ответил и отцу Феодору, когда тот заговорил о положении Лизы.

— Ты обязан подумать об ее честном имени, — настаивал иерей, по старой памяти перейдя на «ты». — Она должна быть выше любых подозрений как при жизни, так и… случись… Я не желал бы, чтобы после ее смерти говорили… Перед Ним мы все равны, но пред…

— Перестань! Не желаю слышать об этом! — оборвал его Александр.

Он действительно не мог даже думать о том, как и прислушиваться к хриплому дыханию, доносившемуся из соседней спальни.

— Но ты должен! Должен, понимаешь? — воскликнул отец Феодор, но тут же опомнился и снова перешел на официоз, полагавшийся им по статусу. — Я прошу, ваше сиятельство, дозвольте мне соборовать Лизавету Петровну. Дозвольте помочь ей…

— Помоги, — согласился вдруг Александр. Он поспешно отвернулся от окна, когда увидел, что лакеи принесли на двор простой, грубо склоченный местным столяром гроб. В таких обычно хоронили крестьян на деревенском кладбище.

— Помолись, чтобы Бог помог ей. Попроси его.

Впервые за долгое время это было сказано без иронии. Сейчас, когда на крыльце стоял гроб… думалось об одном, лишь бы не стряслось ничего худого…

— Я построю большую церковь, — лихорадочно заговорил Александр, снова теряя самообладание. — Пригласим для росписи самых лучших учеников Академии из столицы. Куплю самую лучшую утварь, все что нужно. Только пусть она выправится! Попроси его!

— Храм Божий — не предмет торговли, — с укоризной заметил отец Феодор после короткой паузы. — Не надобно мне храма за молитвы. Я и без них молю за нее. Да и молитвы без воздаяния должны быть. От сердца, от души, а не на потребу. Его милость не купить, ее вымолить надо. Молитесь, просите — Он не оставит…

— Когда и кому молитва помогала? — вспылил Александр, осознавая при том, что священник прав. Бог — не доктор, Его не купить. Ему нечего посулить за милость. А молитвы напрасны, потому как Бог, судя по всему, глух к мольбам, или избирателен, что ближе к правде.

— Дозвольте мне соборовать Лизавету Петровну, ваше сиятельство, — повторил отец Феодор, понимая бесполезность спора. — Дозвольте призвать благодать Божию. Ради Лизаветы Петровны. В ней всегда вера была сильна. В вере искала утешения и искупления грехам своим. Дозвольте помочь ей покаяться в совершенном, душу очистить.

Александр был не дурак. Он тотчас же разгадал, о чем говорит иерей. Отец Феодор знал, знал обо всем, что творилось в Заозерном более года назад, потому и говорил о грехах так уверенно.