На сердце без тебя метель...

— Она по батюшке не Петровна, — зачем-то уточнил Александр и отошел от окна, сам не понимая, как ему поступить.

Отец Феодор прав. Сотни раз прав. Но позволить провести исповедь и соборование означало признать, что Лиза умирает. Неважно, когда это случится — через час или через день, но это случится. А Александр не мог потерять ее вот так. Навсегда. И жить дальше, зная, что ее больше нет на земле, что она не дышит с ним одним воздухом, не видит того же солнца и неба, зная, что она обратилась в прах… Это ощущалось намного тяжелее, чем когда она сбежала. Тогда, по крайней мере, она была жива.

— Хорошо, — произнес Александр после некоторых раздумий, когда отец Феодор, устав ждать ответа, решил было выйти из комнаты. — Я позволю тебе провести соборование. Ради нее. Но при одном условии — ты обвенчаешь меня с ней. Сегодня же.

— Это невозможно! — в изумлении воскликнул иерей. — Венчание нельзя провести вне стен храма Божьего.

— Тогда все свершится в храме.

— Она не в том состоянии, чтобы принять венцы! Даже подтвердить намерение не сможет!

— Исповедь ведь тоже при ясном уме должна быть. Поправь меня, коли не так. Ты обвенчаешь нас, или я не допущу тебя сюда.

— Ради нее… ради спокойствия души… — попытался воззвать к его разуму растерянный отец Феодор.

— Тогда сделай это ради ее спокойствия! — отрезал Александр.

С каждым мигом уверенность в принятом решении только росла. Да, он определенно хочет, чтобы Лиза стала его венчанной супругой. Никто не посмеет и рта открыть против нее или взглянуть косо, если она одолеет болезнь. Никто и никогда не отберет ее у него, если… как забрала Нинель мадам Дубровина. Никто и никогда.

— Это безумие. Это сущее безумие, и господин Вогель подтвердит. Ты убьешь ее этой выходкой. Подумай еще раз, — сделал очередную попытку вразумить его отец Феодор. Но видя тщетность своих усилий, смирился: — Хорошо, будь по-твоему. Только ежели она сама подтвердит свое намерение. А ежели нет, ты можешь делать все что угодно — хоть уморить меня, но я не стану таинства творить!

Отец Феодор был тот еще упрямец в прошлой мирской жизни. Александр вспомнил о том, когда их взгляды схлестнулись, словно лезвия сабель. И уступил. Смирился с поставленным ему условием. Пусть… пусть… После, в церкви, у отца Феодора не будет той силы. Это было подло, гадко — пользоваться чужими слабостями, шантажировать болезнью. Но иначе… видит бог, иначе Александр просто не мог.

Она должна остаться с ним. Он верил, что венчание оставит ее не только в этом бренном мире, но и позволит им быть вместе там… Суеверие, как сказал бы отец Феодор, но такое благостное суеверие. А ему просто необходимо сейчас во что-то верить.

Лиза пришла в себя, когда во флигеле, кроме Александра, никого не осталось. Доктор Вогель поспешил убедиться, что зараза не пошла далее и не поразила никого в землях Зубовой и в Заозерном. Перед отъездом он поклялся всеми святыми и своей жизнью, что никому не расскажет про холеру и что непременно вернется сюда, во флигель.

— Ежели вы не сделаете того, в чем клянетесь, — я уничтожу вас, — холодно пообещал Александр ему на прощание.

Немец в ответ только молча поклонился, понимая, что его собеседником движут эмоции. Он видел такое прежде, и не раз, — отчаяние, горе, злость от бессилия перед Господней волей, перед неотвратимостью смерти. Как на качелях — от одной эмоции к другой. И доктор был прав, именно так чувствовал себя Александр, когда остался наедине с тем, что так от себя, — со страхом, с болезнью, которая уже украла краски жизни с лица Лизы. Это видели все. Даже Платон безнадежно покачал головой, когда принес для больной теплый бульон и вино перед тем, как уйти на отпевание в церковь.

— Пить…

Шепот прошелестел в тишине настолько тихо, что Александр вначале засомневался, не послышалось ли ему. Но нет — когда, даже дышать боясь от волнения, склонился над Лизой, встретил ее затуманенный лауданумом взгляд.

— Кисло, — прошептала она после, когда сделала несколько глотков вина из бокала, поднесенного к губам. Вино разлилось по подбородку, потекло по шее, пачкая ткань ее сорочки, по руке Александра.

— Доктор говорит, надобно пить красное, — еле слышно ответил он, вспоминая вдруг, что Лиза не любит красного вина, и поражаясь тому, что запомнил даже такую мелочь. — Для восполнения сил.

В волнении он сжал ее тонкие пальцы, боясь, что она сейчас снова лишится духа. Но Лиза только смотрела на него, не отрывая замутненного взгляда — глаза в глаза. И он пытался удержать ее в этом мире силой своего взгляда, не дать ей соскользнуть в глубины обморока.

— Я шла к тебе…

От этого шепота сдавило в груди. Распахнулись какие-то скрытые прежде дверцы. Александр еще сильнее сжал ее пальцы и прикоснулся к ним губами, пренебрегая наставлениями доктора.

— Ты со мной, ma Elise! — горячо воскликнул он, и в глазах Лизы на какое-то мгновение мелькнул неясный свет. — Я никуда больше не отпущу тебя. И никогда. Ты слышишь? Никогда!

— Никогда…