На сердце без тебя метель...

Из распахнутого окна доносилось звонкое щебетание птиц. Ветерок ласково играл с зеленью листвы — длинные ветви березы едва уловимо двигались в грациозном танце. В воздухе витал чудесный аромат сладких цветов. Так обыденно для ясного летнего утра, и в то же время так непривычно после зимней стужи и грозного вороньего карканья. Щурясь от ярких солнечных лучей, Лиза с трудом открыла глаза, но так и не могла сообразить, где и когда ее преследовала стая ворон.

Над ее головой свисал кисейный полог. Кровать, на которой она лежала, стояла в уютной, со вкусом обставленной комнате, где каждая мелочь, даже фарфоровые статуэтки на комоде и изящные изразцы на печи-голландке, свидетельствовали о достатке хозяев дома.

Последнее, что отчетливо помнила Лиза, — снежное поле и крик ворон. Потому вид летней зелени за окном и незнакомая комната удивили ее настолько, что от волнения даже зашумело в ушах. Девушка попыталась приподняться в постели, но из-за невероятной слабости руки и ноги отказывались ей служить. Даже голову не сумела оторвать от подушки и голос подать не смогла — только тихий хрипловатый шепот сорвался с губ. Но и он был услышан. Полуприкрытые створки дверей распахнулись, и в комнату скоро ступил седовласый человек в узком темном сюртуке. В несколько шагов он подошел к Лизе и взял в сухие ладони ее запястье, чтобы по брегету, извлеченному из кармана жилета, проверить пульс.

— Я вас знаю, — прошептала Лиза, теряясь в ворохе мыслей, закруживших в голове при виде этого человека.

Он был в ее видениях во время хвори: то всплывал из темноты, то снова растворялся в ней. Лиза вспомнила, как сменяли друг друга при его появлении холод, жар, невыносимая боль, жажда, но иногда наступал невероятный покой, тут же затмевавший ранее испытанные неприятные чувства.

— Я так не думать, meine Frau. Доктор Вогель, к вашим услугам, — говоря это, пожилой мужчина немного нахмурился. — Надо отдыхать. Надо много спать. Хотеть пить?

Лиза действительно чувствовала жажду, а еще голодными болями заныл желудок, словно не ела она давным-давно. Но не от робкой молоденькой дворовой, что позже кормила ее с ложки, узнала Лиза о своей болезни. Ей все рассказал доктор, довольно наблюдавший, как пациентка жадно поглощает куриный бульон.

— Холера? — встревожилась Лиза, когда Вогель на смеси ломаного русского и немецкого объяснил, что еще какие-то четыре дня назад она находилась на грани жизни и смерти.

Видя ее чрезмерное волнение, доктор только отмахнулся от дальнейших расспросов. Лишь коротко бросил, что она «у друг», причин для тревоги нет и опасность миновала.

— Два дня нет смерть, нет болезнь новый! — похвастался он, отмеряя из склянки снотворные капли. — Много спать, meine Frau. Спать — это есть сила. Спать и кушать. И быть… быть… здравье!

И Лиза послушно следовала его указаниям, чувствуя, как постепенно возвращаются былые силы. Она редко бодрствовала, то и дело проваливаясь в темноту сна без сновидений. Самый здоровый сон, как говаривала ее нянюшка. Беспокоили Лизу лишь одиночество и молчание, которые изредка нарушала приставленная к ней девка.

Доктор приезжал каждый день, но ненадолго, а более никто ее не навещал, верно, опасаясь заразы. «Могли хотя бы записочку прислать», — скучая, с легкой досадой думала Лиза.

За эти дни у нее не возникло и тени сомнения, что она находится в Муратово. Лизу не покидала убежденность в том, что прежде чем лишиться духа, она попросила возницу отвезти ее в имение Дуловых. А что Натали не спешит ее проведать, так потому что до смерти боится холеры, особенно нынче, когда носит под сердцем дитя. Да и потом… Разве назвал бы ее другом доктор мадам Зубову? Грешно так думать, но едва ли старая знакомая приняла бы Лизу радушно, да еще с такой опасной болезнью. Не каждый друг отважится на такое, не то что недруг… Тем паче находись она в имении Варвары Алексеевны, разве ж ходил бы за ней доктор-немец? Уездным эскулапом в тех краях числился господин Журовский, при воспоминании о котором Лиза невольно вздрогнула — тут же на ум пришел Александр, и вспомнились странные сны, являвшиеся ей во время болезни.

— Когда я смогу покинуть стены флигеля? — нетерпеливо спросила Лиза на третье утро. Накануне она даже решилась подняться с постели и без поддержки испуганной ее поступком горничной прошлась от кровати до двери и обратно. — Я чувствую себя вполне здоровой.

— Я подождать день-два, — произнес доктор, проверяя ее пульс и внимательно осматривая лицо и руки. — Вы хотеть видеть?..

Он сделал многозначительную паузу, в коей Лизе почему-то почудился упрек.

— Нет-нет, — поспешила она заверить Вогеля. — Ежели надобно оставаться в карантине ради их здравия и покоя, я согласна быть здесь столько, сколько потребуется. Но, возможно, мне будет позволительно выходить на прогулку в парк или просто посидеть на крыльце? Если мне пришлют что-нибудь из моей одежды… Ведь мои сундуки забрали? Или нет?