На сердце без тебя метель...

И тут же замолчали, в упор глядя друг на друга. Он так жадно скользил взглядом по ее лицу, подмечая каждую деталь, что она смутилась. Черты его смягчились, разгладились складки у рта и на лбу, глаза загорелись знакомым мягким светом. А потом он вдруг резко шагнул к ней и, прежде чем она успела что-либо сделать или сказать, опустился у ее ног, поникнув головой.

— О, ma bien-aimée, qu'ai-je fais…^[408]

От этого шепота, полного горечи и муки, у Лизы перехватило в горле. Но она не могла не повторить вопрос, волновавший нынче ее более всего. Правда, спросила уже немного мягче:

— Скажи мне, этот арест…

— Кто же еще мог устроить его, верно? Кто же еще мог навредить ему, кроме меня? Разве у него нет более врагов? — с усмешкой спросил он.

Лиза заметила, как его пальцы резко сжались в кулак, и он убрал руку, едва не коснувшись подола ее легкого платья, лежавшего на полу.

— Я прошу тебя, Борис…

Он горько кивнул в ответ своим мыслям, поднял голову, но взгляд устремил куда-то вдаль за окно — на зелень лугов и леса. Смотрел неотрывно, будто это было единственное, что нынче его интересовало.

— Отличительная черта Дмитриевских — неуемная гордыня. Она изрядно травит ядом наше нутро, — произнес Головнин, не оборачиваясь. — Особенно когда мы не виноваты. Или не считаем себя таковыми.

Лиза видела его неприкрытое волнение. Пальцы Бориса снова пришли в движение — коснулись подола ее платья, стали то скручивать тонкий муслин, то разворачивать снова. Ее разрывали на части сомнения в виновности мужчины, сидевшего у ее ног, и удушающее сочувствие к нему.

— Я узнал об аресте Alexandre ночью на станции, покамест ждал лошадей, — заговорил он ровно, по-прежнему не глядя на Лизу. — Повстречался один знакомец из Твери. Он-то и рассказал. Мол, Дмитриевского арестовали тотчас же после венчания с некогда сбежавшей от него невестой. Правда, сплетня эта ныне обрастает подробностями романтического толка. Говорят, что графа взяли под стражу чуть ли не на венчальном обеде. Когда слухи дойдут до Москвы, полагаю, венчальный обед превратится в таинство. Дамы же любят такие истории, vrai?.. Впрочем, все-таки удовлетворю твое любопытство, ma bien-aimée… Я не причастен к аресту Alexandre ни в малейшей степени. И я говорил ему, что из-за персоны, которая желает ему зла, его поездка в Москву закончится именно крепостью. Но персона та — вовсе не я.

— Александр ездил в Москву? Но зачем ему творить такие глупости? Это же сущее безрассудство! — ахнула Лиза, и Головнин взглянул на нее, как на несмышленого ребенка.

— А зачем мужчины творят безрассудства? Конечно же, из-за женщины, ma bien-aimée. Мы все совершаем безумства из-за женщины. Особенно когда любовь к ней лишает разума и покоя.

Лиза даже не успела обдумать сказанное, как Борис вдруг закашлялся, достал из кармана платок и приложил к губам. Наблюдая, как надрывный кашель сотрясает его тело, Лиза встревожилась не на шутку.

— Быть может, позвать людей? Воды?

Но он только отрицательно мотнул головой.

— О mon Dieu, ты нездоров! — Лиза смотрела на него со всевозрастающим беспокойством. — Тебе лучше отдохнуть с дороги. Я прикажу…

— Нет! — яростно перебил ее Борис, когда наконец совладал с приступом кашля. — Я не задержусь здесь. Мне нужно в Тверь. Пока Александр сам не усложнил свое положение. Ты же знаешь его, — усмехнулся он легко и грустно. — Быть запертым за решеткой для него хуже смерти. В прошлый раз его возненавидели офицеры приставленной к нему охраны, да так сильно, что я начал опасаться за его жизнь. Боялся, что прикажут солдатам придушить. Дивишься, ma bien-aimée? — произнес он, даже не взглянув на Лизу. — Я и сам себе порой удивляюсь. Я столько раз вытаскивал его с самого края, когда мог только подтолкнуть, и все было бы кончено. И стало бы, как должно, как говорил всегда mon pere… И графиня тогда не посмела бы сказать, что я не ровня тебе. Не знаю, зачем теперь говорю это. Верно, просто не хочу, чтобы ты ненавидела меня, или презирала, что еще хуже. Разлюбила — стерплю. Но чтобы презирала… как я сам себя презираю…

Борис пару мгновений молчал, но потом проговорил глухо, не поворачивая к Лизе лица:

— Я думал, ты мертва. Искал тебя все это время. Только недавно перестал, когда maman удар хватил. Всю Москву перевернул. К Щербатской на поклон ходил. Я только после понял — ежели б ты желала, сама бы пришла ко мне. Еще тогда, когда из Заозерного бежала. Как к Александру пришла ныне, по своей воле.

Борис резко повернулся и обхватил ладонями колени Лизы через тонкую ткань платья. Все произошло так неожиданно, что она даже не успела отстраниться или как-то возразить.

— Прости меня, ma bien-aimée! Прости меня, что не уберег брата твоего. Эта смерть на мне и только на мне. Ежели бы я мог! Я не должен был… и привозить тебя сюда не должен был в первую очередь. Сам все разрушил. Сам! За мечтой отца погнался и потерял. Свою мечту потерял…