На сломанных ногах (СИ)

Магистр задумчиво улыбнулся, вспоминая что-то болезненно забавное, но мыслью своей не поделился. Он разлепил было губы, собираясь рассказать долийке о том, что вызвало его смешок, но смолчал, угождая моменту. Девушка нехотя протянула лютню эльфу, и смуглые пальцы ее случайно коснулись его взмокшей от волнения кожи. Мурашки прошлись по живой руке, подбираясь к самой шее, чтобы там раствориться в щекотке подступивших чувств.

***

Ночью степь, по которой караван повозок должен был дойти до ближайшего к столице города, охватил ливень. Ветер путал его стройные порывы, плеща воду в лица уставших путников, размывая дороги, превращая те в месиво из грязи и камней. Кассандра, поняв, сколь плоха видимость, приняла решение задержаться на ближайшей площадке, выложенной омытой дождем брусчаткой, и путешественники с удовольствием воспользовались возможностью перевести дух.

В обозах, под непробиваемой дождем крышей, места хватила всем, кроме мокнущих снаружи лошадей. Маги услужливо разожгли теплое, но не обжигающее пламя, а Эллана затянула долгую песнь. Сонные подручные, оказавшиеся в одном с девушкой обозе, внимали ее словам до самого конца, слыша, как дождь разбавляет звуки музыки мягким рокотом стихии.

– Ну, похоже, все спят, – заметил Варрик, скромно улыбавшийся в углу. – Это бардовский дар, Леди Инквизитор.

– Проклятье, – спешно ответила Эллана. – Усыплять всех своими стараниями – весьма сильное проклятье. А почему не ложишься ты?

Гном грустно улыбнулся, отводя взгляд. Казалось, что эльфийка задала неуместный вопрос. Девушка виновато кашлянула, отвернулсь, давая Варрику возможность обдумать ответ. Она отодвинула шторку, отрезающую сырость улицы от нутра повозки, заглянула наружу, вглубь мокнущей природы обычно сухого края. Ливень продолжал гнуть траву к земле, мять ее, скатывая придорожную пыль, даря вездесущей равнине приятный запах стынущей сырости. Долийке уже не хотелось сидеть в тепле.

– Знаешь, однажды, когда Брешь еще прорезала Завесу, я словно бы видел сон, – признался гном, пока Эллана стояла к нему спиной. – И это было самым страшным из всего, что я вообще успел повидать за свою весьма долгую жизнь.

– Но ведь гномы… – прошептала эльфийка, не успев закончить.

– Точно, гномы никогда не видят сны, – проговорил Варрик, доставая из-за пояса клочок бумаги. – От того и было так страшно.

– Не потому, что снился кошмар?

В ответ на ее по-детски наивно заданный вопрос гном только грустно улыбнулся, закрывая уставшие глаза. Варрик пытался вспомнить каждую деталь, не обращаясь к сделанным после записям. К десятку, к сотне бумажек, исписанных после трехчасового сна, к тем клочкам, что хранили в своих объятьях услышанное, бесконечным пересказам произошедшего, в попытках верно истолковать смысл увиденного.

– Если то был кошмар, то, наверное… Его мягкая форма. Не те ужасы, о которых иногда пишут мои сновидящие коллеги.

– Уродливые бабочки вместо страшных пауков? – спросила Эллана, пытаясь разогнать тьму его мыслей.

– Хоук.

При одном лишь упоминании ее имени эльфийка слишком живо вспомнила Защитницу. Едва гном сомкнул губы, пред взором Элланы предстала Мариан – ее собранные в хвост волосы, напоминающие блестящий на солнце оникс, ее вечно смеющиеся золотые глаза, губы, ярко смазанные карминовой помадой. Долийка вспомнила, как видела ее в последний раз: разбойницу, подарившую Инквизитору свою последнюю улыбку, Защитницу, развернувшуюся к демону и пропавшую в его скользких лапах. «Корифей – это мое бремя, я сняла печати», – сказала Хоук когда-то давно, но готова ли была разрешить его… Так печально?

– Как это было? – спросила девушка, чувствуя, как пальцы обеих ее рук начинают дрожать. – Она что-то говорила тебе?

– Да. Она сидела за партией в Порочную Добродетель, играла с каким-то духами или демонами. Хоук пригласила меня к столу, сказала, что не ожидала увидеть… Спрашивала, как поживает Андерс, как там Бетани, ее дядя-пропойца, а когда я пытался узнать, как поживает Она, Хоук переводила тему. Превратила наш разговор в очередную шутку, историю на отдельную главу.

– Она не сказала об этом?

– Обмолвилась только о том, что ей хорошо сейчас, но скоро она сможет вернуться.

Эллана виновато отвела взгляд. Знал ли Варрик, что это она решила, кому придется остаться в Тени, прикрывая тыл, догадывался, за кем оставалось последнее слово, решающее судьбу одного из проводников? Если и так, то гном не подавал вида. Первые недели, месяц – тот избегал разговоров и бесед, утопал в письмах с соболезнованиями, а с ней, с долийкой, Варрик не говорил в особенности, но после приезда Бьянки апатия прошла, забрав за собой и краски обиды. Все ли?

– Может, нам остается лишь ждать, Варрик? Может, Хоук нашла способ выжить, и сейчас ищет путь назад или уже следует по нему?

– Ждать… И желать, чтобы небеса вновь раскрылись над головой, либо выплюнув ее, либо забрав меня в Тень.

– Чем тебе не мил этот мир, Варрик? – грустно шепнула Эллана, не позволяя себе проявить сочувствие, что могло показаться другу постыдным.