Во второй половине дня у меня был Леон Берар. Он уверяет, что Тардье, Мажино и несколько других лиц интригуют против правительства. Тардье приобретает большой авторитет в палате, где он кичится своим пребыванием на фронте. Меня посетили еще Девелль, Сегюр, который пригласил меня на празднество с благотворительной целью, и Ж. Аннеси, который жалуется, что все еще не получил своего английского ордена.
Рене Бенар снова в штатском. Тома посылает его в Италию с миссией довольно неопределенного характера, и он пришел проститься со мной.
Райберти принес мне свой труд по вопросам артиллерии.
Мой друг Жибу спрашивает меня, не могу ли я добыть ему разрешение поехать в Сомм-Сюипп на могилу одного из своих сыновей.
Во второй половине дня я посетил мастерскую на бульваре Бертье, в которой Каррье-Беллез работает над художественным произведением в память героев войны. Макет уже готов: на ступеньках символического монумента – генералы, направо и налево от них – герои, заслужившие военный крест, войска со знаменами; на громадных пилястрах запечатлены имена павших героев. Перед триумфальным монументом – памятник, увенчанный фигурами четырех солдат, несущих урну; перед памятником – коленопреклоненная женщина в глубоком трауре.
Вивиани заявил вчера в совете министров, что некоторые парламентарии добиваются от него немедленного обнародования закона о военных судах, принятого на днях парламентом. Этот закон дает военным судам право применять наподобие исправительных судов закон Беранже, применять к осужденным смягчающие вину обстоятельства и давать отсрочку наказания. Эти льготы хотят распространить на военнообязанных, преследуемых за освобождение от службы обманным образом. «Я скорее уйду, чем уступлю!» – восклицает Вивиани, и совет министров единогласно постановляет не обнародовать закона до конца процессов.
Но вечером, к моему великому удивлению, закон тем не менее был прислан мне на подпись в срочном порядке. Я заявил, что не подпишу его, пока не состоится новое постановление совета министров.
Сегодня утром Вивиани совершенно наивно объясняет мне, что он уступил настояниям Цеккальди. «Да, – говорю я, – но вчера вы сказали мне, что скорее уйдете, нежели обнародуете тотчас этот закон. Так как я не желаю, чтобы вы ушли, я отказываюсь подписать его и, поскольку это от меня зависит, не подпишу его до окончания процесса». Совет министров принял мою точку зрения.
На заседании совета министров Фрейсине настаивает на том, чтобы Рибо поехал в Россию. Рибо категорически отказывается и заявляет, что его присутствие необходимо во Франции ввиду возрастающих финансовых трудностей. Буржуа ссылается на состояние своего здоровья, действительно очень плохое. Тогда Фрейсине называет Вивиани, который изъявляет свое согласие. К сожалению, когда Вивиани поехал со мной в Россию, он, несмотря на все свои достоинства, произвел там плохое впечатление. Он хворал и показался угрюмым, капризным, невоспитанным; он сильно шокировал приближенных императора.
Бриан прислал ко мне Франклена Буйона; последний решительно высказывается против того, чтобы правительство и я придали официальный характер международной торговой конференции. Вопрос этот обсуждался сегодня в палате депутатов. Бедус, Мурье и некоторые другие депутаты порицали Шоме за то, что он дает этой конференции титул межпарламентской конференции. Бриан теперь находит, что я не должен выступать на этой конференции. А между тем вчера именно он просил меня выступить на ней.
На последнем заседании совета министров было решено, что я передам Вивиани и Тома при их отъезде в Россию письмо к царю. Сегодня я зачитал в совете министров составленный мною текст письма, и он был единогласно одобрен. Фрейсине заявил, что не следует изменять ни строчки в моем наброске. Буржуа желает лишь, чтобы письмо носило личный характер, дабы русским министрам, а именно пацифистам и германофилам среди них, не стали известны те места, где говорится о потерях, понесенных Францией.
Рибо докладывает, что он с большим трудом добился финансового соглашения с Англией. Соглашение остается в таком виде, в каком оно было зафиксировано во время пребывания Рибо в Лондоне. Но Английский банк, под давлением Мак-Кенна, ставит условием, чтобы до погашения открытых нам кредитов, другими словами, до заключения мира Франция не требовала каких-либо кредитов на английском рынке. Рибо отказывается взять на себя столь определенное обязательство. Он пишет Мак-Кенна лишь то, что, если нам понадобятся новые кредиты, мы прежде всего войдем в соглашение с английским правительством. В сущности, дело в том, что Мак-Кенна, настроенный пацифистски, относится к этому соглашению очень отрицательно и желает сокращения военных расходов у союзников.