На снегу розовый свет...

Так вот. Насчёт этого каждодневного употребления. В 70-х я, раскрыв рот, слушал, наезжавшего из Москвы, мастера спорта Колю Адамова, который, подкачивая перед зеркалом каждый свой мускул, готовился выйти на улицы непуганого города Актюбинска и охмурить очередную провинциальную красотку. Напрягая поочерёдно бицепс, грудную, дельтовидную мышцу, Коля декламировал себя:

Ты замужем, тебе нельзя,
Верна семейному обету…
Не перейти нам через это,
И потому мы — лишь друзья.
Я предрассудки эти чту,
Лишь прикоснусь к тебе украдкой,
Когда в карман твой шоколадку
Кладу у всех я на виду.
Я напишу тебе стихи
И, передав тебе записку,
Увижу непомерно близко
Глаза безгрешные твои.
Листок вложу я в твой карман
И задержусь в нём на мгновенье,
Чтобы продлилось ощущенье,
Что между нами есть роман…

Во–первых, ясно, что не на дуру себя настраивал спортсмен–поэт Коля Адамов. Во вторых — главное в таких делах — конечный результат. И, если бы можно было без особых трудов подобрать к случаю стишок соответствующего оттенка, то чего корячиться — раскрыл томик с классиком, авторитетом, выучил — и — вперёд. Можно даже для веса фамилию классика присовокупить: — А, знаешь, мол, что по этому поводу писал Инка Гарсиласо де ла Вега? У первокурсницы филфака в этот момент должны естественным образом ослабеть колени.

Но у классиков необходимых к случаю стихов — раз–два — и обчёлся. Конечно, какую–нибудь девушку можно зацепить, взятыми наугад:

Я писал, что в лампочке — ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
Вещь обретает не ноль, но Хронос.

Ну, такая девушка, если и найдётся, то одна на миллион. И нет никаких гарантий, что она, сняв очки и прищурившись, не посмотрит на вас, как на идиота, когда после таких стихов вы обратитесь к ней со своим примитивным половым влечением, о чём собственно, и говорится дальше в тех же стихах Бродского:

Моя песня была лишена мотива
но зато её хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладёт на плечи.

И для того, чтобы уже бисер не пропадал, чтобы в меру умные девушки благодарно клали вам ноги на плечи, лучше сочинять стихи самому, индивидуально, под каждый конкретный случай. Всё равно — если ваше сердце наполнено любовью, и вы владеете элементарной техникой стихосложения, то родившиеся стихи будут обречены на удачу, и их можно будет использовать потом неоднократно, что, к примеру, с успехом проделывал сам Бальмонт, а не только Коля Адамов.

Вернёмся, однако, к Амантаю Утегенову и его стихам. Прикладное значение в большинстве случаев — да. И даже не в большинстве, а, скорее — во всех. Прикладное — чтобы привлечь к себе внимание, как к личности. Ведь для человека пишущего главное — чтобы его читали, слушали. Понимали. И Амантай так писать научился. И не только о любви:

Забор

Забор

В упор
Меня разглядывал.
Как будто щупал
И разгадывал.
Сучки таращил
Недоверчиво,
Готовый так
Держать до вечера,
А может,
Даже до утра.
Лениво пчёлы
К вишне липли,
И веял лёгкий запах роз.
А за забором
Лаял хрипло,
Сказать точнее,
Лаял сипло.
Короче,
Злобно и надрывно,
Наверное, огромный пёс.
Стоял я долго
У забора,
В ворота на глухом
Запоре
Стучал.
Кричал.
Мне не открыли.
А за забором
Люди были.
Но мне ответил
только пёс…

Стихи для каждодневного употребления. На жизненно важный случай. Или — как ещё говорить принято — актуальные стихи. Но актуальные — это не на отвлечённую чью–то злобу дня, не о том, о чём сегодня трубят все газеты, а о том, о чём писали Толстой, Чехов, Бах, Шекспир… На темы вечные. Пройдёт десять, двадцать лет — наши дети, читая «Забор», «Я распят на заре», будут считать их актуальными для себя. Будут думать, что это их имел в виду поэт. А он писал о себе.

А мне казалось, что это мои переживания были так тонко угаданы Амантаем.