На обед Вера перехватила в забегаловке за углом сэндвич с кофе, а вернувшись в галерею, застала установивших аппаратуру телевизионщиков и рыжего кудлатого Роджера, который что-то им уже объяснял… Она махнула ему, чтобы продолжал, не стеснялся… Выслушала комплименты знакомой пары, не сумевшей явиться вчера на открытие и заехавшей сегодня, после работы… Затем сдалась на милость телегруппы, покорно пережидая все необходимые манипуляции с лампами и бесконечным выбором места, - куда, к какой картине приставить автора, терпеливо отвечая на дурацкие вопросы: а что означает вот эта картина: "Диссидент… э-э-э… Роберто Фрунсо вручает красного петуха Барри Голдуотеру" - когда происходили э-э-э… события? Где произошла встреча? Ведь оба человека реальны?
И только после того, как погасили лампы и стали сворачивать провода, она почувствовала, что полна этим днем по самую завязку…
По залу уже разгуливали компании подвыпивших любителей живописи с пластиковыми стаканчиками в руках. Эти за вечер обходят обычно все экспозиции в многочисленных галереях на улице Супириер. Вера никак не могла привыкнуть к этому прогулочному стилю, к небольшим залам (почти комнатам!) западных галерей, и втайне тосковала по огромным площадям выставочного зала Союза художников на проспекте Ленина. В городе Ташкенте.
- Ты убегаешь? - спросил Роджер, с которым за эти полгода они успели подружиться, нешуточно поссориться и снова подружиться навек.
- Да, надо ехать домой, - прилетают друзья из Нью-Йорка…
Сегодня Наташа Керлер, старая Ленина приятельница, довольно известная пианистка, привозила на смотрины новенького, где-то на гастролях подобранного, мужа, - как выразился Леня - "мента". Словом, какая-то романтическая история…
Уже попрощавшись с Роджером и спустившись на первый этаж, набирая на мобильном номер Лени, Вера заметила идущую на нее старую женщину. Та медленно шла, опираясь на специальную палку, разветвленную внизу на четыре копыта с резиновыми наконечниками. Вера издали опознала "нашу" старушку, которых в последние годы жизнь разбросала по самым разным странам и городам.
- Простите, пожалуйста!
Так и есть… Вера опустила мобильный в карман плаща. Эти старушки время от времени настигали ее в разных залах и очень любили поговорить "о роли искусства в жизни тут, на Западе". Часто просили объяснить смысл какой-нибудь картины. Но обычно происходило это в вечер открытия выставки…
- Простите, что отвлекаю вас… Вижу, вы собрались уже уходить… А я во второй раз сюда пришла… Была вчера на открытии, но не решилась подойти… - Старая женщина тяжело дышала, перенимая палку то левой, то правой рукой… - Было столько публики, прессы, цветов… Знаете, я всегда горжусь, когда наша культура привлекает такое внимание… Я думаю - вот еще одна победа…
Со старушками Вера всегда была чрезвычайно любезна. Никогда - как бы ни торопилась, - не позволяла себе оборвать, побыстрее уйти… Однако именно сейчас бабушкины изъявления гордости за бывшее отечество были так не ко времени!
- Знаете… мне нравятся ваши картины… В них много горечи… но и сила есть, какая-то, знаете, мощь негасимой жизни… а это много значит… К тому же, над ними можно много думать… Но сегодня я пришла не за этим… Извините, я волнуюсь и задерживаю вас…
- Не волнуйтесь, - сказала Вера терпеливо. - У меня есть еще немного времени…
- Собственно, только один вопрос: я понимаю, фамилия распространенная, но… не имеете ли вы случайно отношения к ленинградским Щегловым… Они жили на Васильевском, Четвертая линия?…
Вере показалось, что ее толкнули в грудь…
Она испытала мгновенный, как ожог, прилив крови к сердцу; странную, необъяснимую панику и тоску.
Проговорила медленно, будто припоминая:
- Да… Васильевский… Четвертая линия… - хотя мать с детства твердила этот адрес. Ну и что? Почему же, чего она так испугалась?
И тут старушка заплакала. Достала из рукава платочек, встряхнула им позабытым детсадовским жестом, прижала к глазам…
- Не обращайте внимания, - приговаривала она, переставляя палку поудобнее, наваливаясь на нее то с правой, то с левой руки… - Не обращайте внимания… Я соседка, соседка ваших родных…
- Давайте выйдем отсюда… - сказала Вера, взяв ее под руку… - Как ваше имя-отчество?
- Лидия Вениаминовна… Но я не хочу вас задерживать! Я только на три минуты…
- Нет уж! - твердо проговорила Вера, - я прошу вас уделить мне внимание, Лидия Вениаминовна… Тут, за углом, есть какой-то бар… Вы дойдете?
- Конечно, я же тут рядом живу. Я вот даже сама дошла, чтоб детей не беспокоить…
Минут через десять они сидели за столиком еще пустого, по раннему вечернему времени, блюз-бара - симпатичного, обшитого по стенам и стойке светлым деревом.
Несмотря на протесты старушки, Вера заказала чай с целой россыпью мелких печений и вафель… Лидия Вениаминовна поминутно принималась плакать, вздыхать и извиняться "за такую слабость".
- Господи, как я счастлива, что хоть кто-то из Щегловых!… Мы с мамой эвакуировались в Уфу… и я была уверена, что и Катя и Саша… Значит, они выжили!
- Саша погиб где-то на пересылке, в сорок девятом, - сказала Вера…