На солнце и в тени

– В магазине базуку и пулемет не купить, – заявил Сассингэм. – Что это за контора и кто все это предоставил?

– Точно не знаю, – сказал Гарри. – Его зовут Вандерлин, я подобрал его на дороге во время шторма. Его лодка утонула. Он был похож на бродягу, но на нем был китель десантника. Из-за этого я не мог его бросить, так что когда мой тесть – который тогда еще не был моим тестем – не захотел остановить машину, я вернулся и забрал его. Это очень большой начальник, хотя тогда я этого не знал.

– Зачем он это делает? – спросил Байер, потому что в Нью-Йорке все либо покупалось, либо продавалось.

– Ответная услуга, я полагаю, и это очень хорошо. Только в этом году Вердераме замешан в полудюжине убийств, в том числе и человека, который работал у меня. До сих пор было так: мы играем по правилам, а он нет, он их отбрасывает, становится нашим хозяином, и это продолжается вечно.

На войне УСС создавало свои собственные правила и убивало волков, чтобы защитить овец. Здесь, где действует закон, это становится щекотливым… и это, конечно, опасно. Но он объяснил мне это очень просто. Он сказал: «Есть ли у нас закон? Потому что, если он есть, я пойду домой и буду вязать грелки для чайников. Если же на самом деле закона у нас нет, а есть только не сбывающаяся надежда на него, как может то, что мы делаем, угрожать тому, чего не существует, если не считать некоторых случаев или никогда не осуществляющихся надежд?»

– Так просто? – спросил Сассингэм.

– Для него.

– Все имеет свою цену, – добавил Байер. – Чего они хотят от нас?

– Он ничего не хочет, – сказал Гарри, – во всяком случае, от меня. Но ты прав. Я не знаю, кто они такие, но когда они начнут – а они затевают что-то большое, – не удивляйтесь, если получите предложение о работе. Я уже получил и отказался.

– Они все-таки наступают? – спросил Сассингэм.

– Достойно с их стороны, – сказал Джонсон. – Там знают, кто мы такие? Тебя там знают, но знают ли нас?

– Я им о вас не говорил, – сказал Гарри, – но кто знает?

– Знают, – объявил Байер. Он стоял в двух шагах от стола с обедом, указывая на него. Остальные подошли ближе. Рядом с чайником над банкой «Стерно» стояла жаровня, подогреваемая подобным же образом, и подносы с бутербродами, закусками и печеньем. На четырех фарфоровых тарелках лежали столовые приборы, завернутые в матерчатые салфетки, и на каждой тарелке помещалась сложенная карточка с написанной на ней одной буквой: К, Д, С и Б, обозначая Коупленда, Джонсона, Сассингэма и Байера.

– Им не надо было этого делать, – продолжал Байер, – но они сделали. Полагаю, для этого может быть сотня причин, но мы в них никогда не разберемся.

– Зная его, – сказал Гарри, – я думаю, что это просто для забавы. А где доска? Где-то здесь должна быть школьная доска.

– Вон она, – сказал Сассингэм. Доска стояла в стороне от всего остального, и ее трудно было увидеть среди теней, отбрасываемых мощными лампами. Они с Байером подошли к ней с двух сторон, подняли ее и молча поднесли ближе. Они наклоняли ее немного вперед, но не настолько, чтобы губка и мел скатились с ее загнутого уступа. Когда доска была установлена перед ними, все подтащили себе стулья и расселись, а Гарри взял кусок мела.