На сопках маньчжурии

— Но прежде всего нечеловеческое, бесовское тщеславие! Быть впереди, руководить! А разжигая низменные страсти, они легко делаются вожаками толпы и столь же легко уничтожают принципы общеевропейской социал-демократии. Поэтому, дорогой Анатолий Венедиктович, поскольку вооруженное восстание погубит рабочий класс и революцию, постольку мы не можем согласиться ни с работой среди солдат и офицеров, ни, тем более, с созданием боевых дружин. Последнее приведет к решительной катастрофе: рабочий класс будет физически уничтожен, самодержавие на пролитой крови укрепит свои позиции, а социал-демократия потеряет все, что она за последнее время завоевала. Понятно?

— Абсолютно, Валериан Ипполитович!

— А раз понятно, надо и действовать сообразно: и в лоб, и в обход, и засадой.

— Именно, Валериан Ипполитович!

— Они ссылаются на решения какого-то своего якобы Третьего съезда. Для меня действительны только решения Женевской конференции.

Глаголев чувствовал себя сегодня после встречи с Цацыриным в хорошем боевом настроении. Вождь от станка! Черного от белого отличить не могут, а туда же, в вожди прут! Приоткрыл дверь в столовую и сказал тихо:

— Сашенька, чайку нам!

Мать и дочка внесли подносики с чаем и печеньем, расставили складной столик.

— Ну, прошу, прошу, — угощал Глаголев. — Дорогой мой, когда социалистические идеи станут общим достоянием, тогда естественно и совершенно безболезненно придет к нам новый мир. Естественно и, если хочешь, даже, автоматически! Ты нажимаешь кнопку — и слышишь, как тренькает звонок. Вот с такой же неизбежностью.

— Именно, именно, — Красуля откусывал печенье. — Именно, Валериан Ипполитович!

— Вооруженное восстание есть акт величайшей стихийности! И не оружием нужно нам вооружать рабочих, а жгучей потребностью самовооружения… Улавливаешь, Красуля?

Красуля кивнул головой. По его глазам, вдруг помутневшим, Валериан Ипполитович увидел, что единомышленник не уловил его мысли, но разъяснять не стал.

3

Вечером остановились фабрики Паля, Максвеля, Торнтона и Варгунина. На следующий день утром остановились заводы Обуховский, Путиловский, Балтийский, Металлический, Франко-Русский, заводы Речкина, Глебова, Озолина, Новое адмиралтейство. Прекратили работать электростанции, перестали выходить газеты.

Окончательно остановились железные дороги, к столицам прекратился подвоз продуктов.

Цацырин был в числе тех делегатов, которые собрались в Технологическом институте от сорока бастующих заводов.

Студент, встретивший Цацырина, провел его по запутанным лестницам и коридорам в аудиторию с окнами во двор. Рабочие в пальто, в куртках сидели на скамьях. Никто не курил, никто не разговаривал.

Президиум выбирали деловито и быстро, боялись потерять минуту. Когда президиум рассаживался за столиком, дверь приоткрылась, протиснулся телеграфист:

— В Харькове баррикады, часть города в руках восставших!

— Ур-ра! — грянуло со всех скамей.

— Ура! — вместе со всеми крикнул Сергей и тут же подумал: «В Харькове баррикады! Завтра будут в Москве и у нас… Не стачечный комитет нужен нам… Ведь люди, собравшиеся здесь, представители заводов и фабрик, должны будут руководить не только стачкой, но и тем, что начнется после стачки, — вооруженным восстанием».

Он увидел в углу на парте Дашеньку и доктора Сулимина, пробрался к ним и высказал свою мысль.

— Дельно, возьми слово, Сережа.

И Цацырин попросил слова. Он заговорил об обязанностях делегатов перед рабочим классом и страной.

В какую минуту избраны они делегатами? В ту, когда революция готова перейти в свою высшую стадию — в вооруженное восстание. Разве только стачками должны они руководить?

— Разве мы — только стачечный комитет? — спрашивал он. — Мы — депутаты рабочего класса, мы — совет рабочих депутатов… Так и предлагаю отныне именоваться нам и так понимать свою задачу.

Он стоял высокий, тонкий, в черном сюртучке, похожий в этих стенах на студента или преподавателя, а не на слесаря.

А вокруг звучали реплики, возгласы. Люди вставали, вскакивали, переговаривались, все были по-особенному взволнованы.

Через полчаса собрание делегатов приняло наименование «Совет рабочих депутатов».

Родилась новая форма власти, родилась естественно, неизбежно, как единственно нужная и целесообразная.

Совет тут же обратился ко всем рабочим и работницам столицы с призывом примкнуть к стачке, выбрать депутатов в Совет по одному от пятисот и временем своего первого заседания назначил следующий вечер.

Цацырин и Дашенька вышли на улицу в третьем часу. Народу было сравнительно немного. Но стоило двум-трем прохожим остановиться, как вокруг собиралась толпа.

У ограды Владимирского собора, держась за решетку, стоял хорошо выбритый белобрысый господин, в котором Цацырин узнал Андрушкевича, и говорил толпе, помахивая тростью: