На сто восьмой странице (СИ)

- Дункельхайт – это вчерашний день. Надо смотреть в будущее. Ты не думай, я не такой уж спонтанный дебил, отдел рекламы давно предлагал рассекретиться, типа, будет круто, моя фотка на обложке и новый рекламный слоган – «тот, кто опишет ваши мечты в деталях». Продажи подскочат, опять же. Наверное.

- Бен, это больше похоже на рекламу порнографии.

- Любая творческая работа – это форма порнографии. Вообще, мы можем хоть полчаса не говорить о работе? Если не хочешь просто гулять – давать гулять целенаправленно. Тут недалеко сегодня одна группа выступает, давно хотел тебе их показать. Это как раз к вопросу о романтиках…

- Подожди, так это у нас сейчас свидание, что ли?

- Ну, что-то вроде. – Бен засовывает руки в карманы джинсов и независимо смотрит в сторону. – Я думал, ты поняла…

…Выступление музыкантов Рей запомнила плохо. Неизвестно, что было тому виной – то ли бутылочка «Warsteiner», то ли теплые руки Бена, которые она в какой-то момент обнаружила на своей талии – но все песни слились в сплошную танцевальную мелодию. Все, кроме одной, последней. Слова и мелодия так резко диссонировали с общим легкомысленным настроем, что Рей как-то разом пришла в себя. Бен тоже помрачнел, пробормотав:

- На фига я это слушаю?

- Нет, ты не прав, - заступилась за музыкантов Рей. – Смотри, какие слова красивые: «И в одиночестве тебе не быть одной,

Костром я стану для тебя в ночи зимой.

Разбито сердце пополам, навеки твой.

Не одинока ты, ты навсегда со мной».

- Припев ничего. Зато куплет – мрачняк. «Я здесь на поле брани пал, за лучший мир я воевал…».

- Ну, мрачняк тоже имеет право на существование.

Направляясь к себе домой, Рей продолжает вполголоса напевать эту песню, пока плетущийся рядом Бен возле самой входной двери не затыкает ее на полуслове неожиданным и каким-то отчаянным поцелуем. Целоваться с ним оказывается ужасно неудобно – либо вставай на цыпочки, либо тяни его за шею вниз, без вариантов. И его волосы лезут Рей в лицо, когда он наклоняется. И от него пахнет пивом (и от Рей пахнет пивом, и она это прекрасно помнит, вот в чем ужас-то!). И это все равно самый замечательный поцелуй в ее жизни, такой, что она едва находит в себе силы оторваться и сказать: «До завтра, Бен. Мы поговорим об этом завтра.»

…Но на следующий день Рей так и не пришла. Бен прождал ее до полудня, недоумевая, что могло случиться (не мог же он ее напугать этим поцелуем?). Потом решился позвонить. Телефон был выключен. И в издательстве она тоже не появлялась.

Комментарий к 8. Восходящее действие

Перевод песни Für immer Dein (“Навсегда твой”), которую слушают Бен и Рей:

“Я здесь на поле брани пал.

За лучший мир я воевал.

Мир станет лучше, знаю ль я?

Но знаю, что он будет без меня.

Кровавый дым пороховой,

Рассвет забрезжил над землей.

Терзая грудь, уходит жизнь моя…

Любовь моя, сказать о чем-то должен я.

И в одиночестве тебе

не быть одной,

Костром я стану для тебя

в ночи зимой.

Разбито сердце пополам,

Навеки твой.

Не одинока ты,

ты навсегда со мной.

Не отобрать им, хоть я упаду,

Мою надежду, волю и мечту.

Я в сны твои когда-нибудь опять войду,

И после смерти я к тебе приду.

Теперь я в месте том,

Где я и раньше жил.

Ведь в сердце я живу твоем,

Оставшись тем, кем был.”

Ссылка на оригинал песни: https://www.youtube.com/watch?time_continue=2&v=Q4PmICu0Q1s

========== 9. Перипетия ==========

Темно. Просто темно, и все. Ничего, кроме темноты. Почему, вроде было утро? Или не было? Приснилось? Может, и сейчас снится все это – темнота, холод… Почему так холодно, было же тепло? Когда-то, вот совсем недавно, было тепло…

…В полиции, куда Фарер отправился после двадцати четырех часов бесплодного ожидания, ему, ясное дело, сразу сказали – рано пороть горячку, девчонка молодая, умотала куда-нибудь с кавалером, забила на работу, молодежь сейчас такая безответственная… Вернется – вы ей штрафные санкции какие-нибудь впаяйте, чтоб неповадно было, или вообще увольте, и вся проблема. Когда Бен попытался возразить – мол, ничего такого быть не может, совершенно невозможно, какие еще кавалеры, какие прогулы? – пожилой шуцман, вздохнув, посоветовал расспросить общих знакомых, может, кто-то что-то знает. «И по больницам прозвонить не забудьте!» - как будто это не было сделано в первую очередь. А напоследок напомнил, что заявление о пропаже постороннего, в принципе, человека, у него, Бенедикта Фарера, никто не примет.