На суше и на море - 1965

Давно не было мне так грустно и так одиноко, как в тот вечер, в ту ночь и в те два последних дня пребывания в тайге.

Тихо и спокойно было в избушке, но мне так не хватало Белой Ленточки, этого маленького, грациозного зверька в белой шубке, с коротеньким, таким же белым хвостиком, с черными, блестящими глазками.

Не хватало моей избавительницы — маленькой ласки.

Тайга целинная

Беглецы

Предрассветный туман прильнул к темной воде, и мерцающая россыпь звезд, отражавшаяся в тихой речной протоке, потухла. Сонно всплеснулась большая рыбина. Очнувшись от сладкой утренней дремоты, маленький куличок протяжно, тихонько свистнул, и опять все стихло.

Послышались чьи-то торопливые шаги. Они сопровождались шелестящим звуком. Ондатра, проплывавшая вблизи берега, насторожила маленькие ушки, прислушалась и повернула к нему. Неуклюже карабкаясь на кочку, она уже ясно слышала хруст песка под ногами кого-то, но никак не могла догадаться, кто же это подходит к ее владениям.

За свою жизнь старая ондатра давно научилась разделять шаги на «добрые» и «злые». Но эти нельзя было отнести ни к тем, ни к другим. Это были не легкие прыжки горностая или колонка (злые), это не осторожные прыжки зайца-ушкана (добрые), это не крадущаяся походка рыси, не тяжелая поступь медведя и не лось-сохатый шел по берегу. Это были звуки совершенно незнакомые, не слышанные никогда.

Шаги приближались. Ондатра даже приподнялась на задние лапки, и в предрассветных сумерках увидела то, что заставило ее немедленно бесшумно соскользнуть в воду и так же бесшумно нырнуть.

На середине узкой протоки она выставила из-под воды только часть мордочки, взглянула на берег и замерла. К той кочке, на которой она только что сидела, подходили два существа в несколько раз больше ее. Они не задержались на берегу, а смело вошли в воду и поплыли. В тот же момент что-то очень громко шлепнуло.

Ондатра молниеносно нырнула, и, усердно перебирая лапками, поплыла к своей норе и скрылась в ней.

А пришельцы, так напугавшие старую ондатру, плавали, ныряли, шлепали хвостами по воде и оживленно лопотали друг с другом на своем, только им понятном языке.

Выдра, абориген здешних вод, довольно облизываясь, медленно спустилась с пологого берега «столовой» в темную воду. Она только что сытно позавтракала и собиралась отдохнуть на мягкой водяной постели, но ее внимание привлекли громкие всплески, доносившиеся из-за поворота протоки.

Выдра приподняла голову, прислушалась и быстро погрузилась в воду. На поверхности остались только глаза и кончик носа. В следующий момент она уже стремительно неслась вниз по протоке. Ей совсем не хотелось есть, но эти всплески неудержимо манили ее, искусного рыболова. Вода, тихо журча, разбегалась двумя длинными лучами. На повороте резко затормозила. Совсем близко она увидела двух крупных зверьков, легко и быстро плывущих к видневшемуся в разрывах тумана островку. Они изредка ныряли и при этом сильно ударяли хвостами о воду. Эти звуки и приняла выдра за всплески большой рыбы.

Проводя блестящими глазами незнакомцев, скрывшихся под нависшими над водой кустами, она всплыла на поверхность, удобно легла на воду, раскинув свои короткие лапы, и тихое едва заметное течение медленно понесло ее, ставшую похожей на плывущий обрубок дерева.

А лагерь спал. Заснул даже дежурный. Он добросовестно крепился, борясь со сном. Потом прилег. Долго смотрел в огонь, подперев голову рукой, и… заснул.

Огонь костра красновато-золотистыми бликами отражался в струях реки. Тишину ночи нарушали треск горевших дров, мирное похрапывание нескольких человек, спавших под открытым небом у гостеприимного таежного огонька, да легкий шорох, доносившийся со стороны, где стояли клетки с переселенцами бобрами.

Крепко спали люди, утомленные плаванием по быстрой, порожистой реке. Спали так крепко, что не слышали, как рвался на свободу крупный самец-бобр.

Кое-где проржавевшее железо транспортной клетки не устояло перед его резцами, а добравшись до деревянной обшивки, бобр с каждой минутой расширял маленькое отверстие, в которое вначале еле-еле вошли мощные резцы. Этими резцами, когда он был на воле, в своей родной Усманке, перекусывал, как отрубал, за один прием толстые ветки ивняка.

Возможно, расширять отверстие в клетке бобру помогала его подруга — самка в красивой черно-коричневой шубке.

Костер прогорал. Проснулся дежурный. Наступало августовское прохладное утро…

Вскоре все участники бобровой экспедиции были подняты по тревоге. «Сбежали два бобра», — только и твердил дежурный.

Следы рассказали, что, покинув клетку, бобры не пошли через лагерь к реке, а, обойдя его, свернули напрямик к речной протоке. На берегу ее, у большой кочки, следы зверьков обрывались.

В полевом дневнике начальника экспедиции появилась короткая запись: «Ночью самец и самка номера 5115 и 5108 „самовыпустились“ в Пудорминскую протоку реки Чуны. Назначать на дежурство по два человека».

Чувство локтя