На суше и на море - 1976

— Глубиномер нам ничего не даст, — пожал плечами капитан Миддлтон. — Если передняя баржа сядет на мель, уже ничего не сделаешь. Ведь для того чтобы остановить баржу даже с таким легким грузом, нужно притормаживать целый километр.

Капитан объяснил, что на этом участке глубина реки — около 2,5 метра, а осадка передней баржи — чуть больше 2 метров.

Почти всю ночь я просидел на диване в капитанской рубке, так и не воспользовавшись удобной гостевой каютой. Я отлично провел время: выпил бессчетное количество чашек кофе и непрерывно беседовал с вахтенными.

Я спросил капитана Миддлтона, какая из рек за все семнадцать лет работы доставила ему больше всего неприятностей.

— Эта, — ответил он. — Здесь регулярно измеряют глубину, а на опасных местах ставят буи, но беда в том, что у Миссури песчаное дно. Отмели возникают довольно быстро, к тому же они перемещаются.

Река постоянно петляла. Я поинтересовался, почему не попытались срезать эти повороты соединительными каналами.

— Течение здесь настолько быстрое, — покачал головой капитан, — что мы едва с ним справляемся даже сейчас. А если спрямить русло, течение станет просто сумасшедшим.

Лучи прожекторов передней баржи обшаривали темноту. Завидев блеснувший впереди ромб указателя, капитан повернул одну из рукояток на пульте управления, и наш буксир начал медленно описывать дугу, чтобы войти в очередной поворот.

В какой-то момент атмосферах в капитанской рубке стала напряженной. Капитан послал двух матросов с кувалдами на нос буксира.

— Вчера на этом повороте мы задели дно, — сказал он. — Если передняя баржа сядет на мель, мои ребята собьют соединяющие скобы. Нам тогда нужно освободиться от барж как можно быстрее, иначе течение выбросит нас на берег.

— А как же снимать с мели груженую баржу?

— Мы разъединим баржи и причалим ту, что останется на плаву, к берегу. Затем вплотную подгоним наш буксир к застрявшей на мели, ведь у нас-то осадка меньше. А потом включим гребной винт наших моторов, чтобы размыть песчаный грунт под баржей.

К счастью, на этот раз кувалды не понадобились. Мы спокойно прошли поворот и вновь наполнили наши чашки горячим кофе.

— Да, Миссури — коварная река, — сказал капитан. — Но все-таки уже не такая, как раньше. Еще несколько лет назад мы садились на мель три-четыре раза за рейс. Сейчас это случается очень редко.

В Омахе (штат Небраска) я распрощался с буксиром, на сей раз обошлось без приключений. Капитан причалил обе баржи к пирсу грузового порта, и я, захватив багаж, выбрался на берег. Капитан Миддлтон дружески помахал мне. Буксир отправился дальше. В городе Небраска-Сити его уже ждали четыре баржи.

Столетие назад Миссури была для шкиперов настоящим кошмаром. За период с 1819 по 1897 год «Олд-мизери» потопила более 250 пароходов. Одной из ее жертв стал «Бертран», пятидесятиметровый пароход, плывший из Сент-Луиса в Форт-Бентон. Близ деревушки Де-Сото, в тридцати километрах от Омахи, он распорол обшивку корпуса о дно реки и затонул за десять минут. Это случилось в 1865 году.

Целый век река укрывала обломки корабля толстым одеялом из различных наносов. «Бертран» превратился в легенду: в газетах тех времен писали, что на нем везли золото и 18 тонн ртути.

В феврале 1968 года охотникам за сокровищами удалось-таки обнаружить корпус «Бертрана» на девятиметровой глубине в старом, ныне высохшем, русле реки. Золото и большая часть ртути исчезли. Видимо, их унесла река вскоре после гибели корабля. Но зато обнаружили остальной груз — ни мало ни много 140 тонн! Как это ни удивительно, многие вещи полностью сохранились. Хоть здесь «Олд-мизери» оказала услугу человечеству. Плотно забив глиной отверстия в трюме потонувшего корабля, она помешала доступу кислорода внутрь, предотвратив, таким образом, процесс разложения. Поначалу глину было просто невозможно удалить из трюма, но, когда это все-таки сделали, взору открылась интереснейшая картина: трюм был набит множеством всевозможных запасов и товаров, которые в середине прошлого века везли к далекому пограничному селению.

Кое-кому в Форт-Бентоне неплохо жилось сто лет назад! Я видел меховые шляпы и бутылки французского шампанского, консервированные устрицы и персики, рулоны шелка и ящики со «знаменитой желудочной микстурой доктора Хостеттера».

Желудочная микстура? Рональд Свитцер, директор лаборатории консервации, улыбнулся, видя мою реакцию.

— У нас здесь около 780 галлонов[7] этой «микстуры», — сказал он. — В ней до 30 % алкоголя. Но никто не хочет это питье пробовать, потому что изготовитель подмешал туда еще стрихнина и белладонны!

Интересно, подумал я, кому это понадобилось везти 780 галлонов микстуры на Дикий Запад! А может быть, этикетка — это только уловка, чтобы не платить налог за перевозку алкоголя? Или попытка обойти закон, запрещавший продавать спиртное индейцам? Во всяком случае, работы у директора лаборатории хоть отбавляй.