На суше и на море - 1977

Я вначале не понял, о какой бане идет речь, а потом вспомнил недавний рассказ Серафима. Видно, запала в душу Алексея эта баня.

Август, а с ним и лето были на исходе. Тайга наполнилась новой жизнью. Глухарки вывели свои подросшие выводки из густых зарослей на осветленные места, поближе к поспевающим ягодникам, к журчащим ручьям. Все чаще раздавались резкие хлопки крыльев: заслышав наши шаги и голоса, заботливые мамы, маскируясь за деревьями, перелетали с глухарятами в безопасное место.

Зато доверчивее были молоденькие рябчики. Быстро семеня маленькими ножками, они при виде человека поначалу разбегались, прячась в траву и кусты, а потом потихоньку начинали подходить ближе, с любопытством вертя головкой.

Рябчики из выводка, жившего около нашего лагеря, настолько свыклись с присутствием людей, что копошились в траве прямо перед палатками. А отдельные смельчаки вспархивали на обеденный стол и разгуливали по нему. Как-то неловко было охотиться на столе за доверчивыми птицами, поэтому если мы и добывали дичь, то где-нибудь в стороне. Главным добытчиком стал, конечно, Петя. Нельзя было не поражаться его умению безошибочно определять места кормежки, ночевки дичи. Да, разные это вещи — быть просто охотником или же сыном тайги. Особое пристрастие было у Пети к малокалиберной винтовке. Даже при охоте на рябчиков Петя не пользовался дробовиком. Твердо уперев приклад в плечо, он без промаха попадал в такую цель, в которую и дробью-то не всегда угодишь.

Но однако, охота не радовала Петю. Что-то тревожило его, ходил он сумрачным. На мои расспросы отвечал односложно. Но вот с нивелиром шли мы однажды вдоль ручья, обходя его заболоченную пойму. Петя по обыкновению внимательно осматривался, наслаждаясь, видимо, чтением книги, название которой — тайга. Внезапно он остановился, пристально всмотрелся в заросли кустарника и негодующе хмыкнул. Я взглянул в ту сторону, но ничего не заметил. В это время порыв ветра принес с собой волну резкого, неприятного запаха. Среди зеленых ветвей лежала разлагающаяся туша лося. Метрах в десяти от него — второй палый лось, поменьше.

— Вот, смотри, лосиха с лосенком, — зло произнес Петя. Глаза его сурово сузились, на скулах заходили желваки.

— Отчего они пали?

— Как от чего? В петли попали, не видишь разве?

Присмотревшись, я увидел, что заднюю ногу лося, чуть выше копыта, сжимает удавка тронутого ржавчиной тонкого стального троса.

— Браконьеры петель наставили на солонце, лосиха попалась, а с ней теленок был, уйти боялся и тоже погиб. Я петли и раньше здесь встречал. А все, видно, одни и те же люди их ставили. Мы их спугнули — сами ушли, а петли бросили. Найти бы этих людей, — Петя сжал кулаки.

Вечером мы обсуждали увиденное. Петя не мог успокоиться.

— Вот видишь, говорил я, все зверье эта дорога погубит. Ну как сохатому жить, когда вокруг люди? Да были бы охотники. А то ведь браконьеры. Ну, попадись они мне!

— Вот ты говоришь, — вмешался Алексей, — браконьеры здесь охотятся. Сколько раз ты замечал их следы, пока мы со съемками идем?

— Раза три-четыре, — ответил Петя.

— Ну, а самих-то хоть раз видел? — в своей обычной напористой манере продолжал выспрашивать Алексей.

— Да нет, не замечал.

— Ну и куда же они делись?

— От нас, наверное, уходили каждый раз.

— Ну вот то-то, — удовлетворенно заметил Алексей. — Люди идут по тайге — браконьеры уходят. Главное, линия должна быть. Мне бы пойти сюда егерем — ни один браконьер близко бы не подошел!

Петя уважительно взглянул на Алексея. Видимо, для него, выросшего в тайге, был нов подобный ход мыслей.

— Однако, верно, — произнес он, задумчиво покачивая головой. — Если порядок будет, так и зверю уходить не надо. — И его карие глазки повеселели.

Я понимал Петино настроение. Ведь очень трудно переломить в себе сложившиеся привычки, принять необходимость изменений, столь глубоко преобразующих сам образ жизни.

— Вот видишь, — обратился я к нему, — люди тайге не враги. Сам знаешь, враг тайге — браконьер. Или ты хочешь, чтобы и дальше здесь только зверь хозяйничал?

— Ну, а что, разве пушнину добывать — это плохо? Не нужна она разве?

— Да отчего же не нужна. Но ведь кроме пушнины сколько всего еще здесь добыть можно. Пойдет дорога на север, к Чульману. Знаешь, сколько в Якутии запасов каменного угля?

— Слышал, много, вроде, находят.

— Не просто много. Самые большие в мире месторождения. И дальше на север, к Якутску, пойдет трасса. А там золото, алмазы. А потом куда путь трассе?

— Не знаю, — честно признался Петя.

— А потом к Алдану. И крайняя точка — Магадан. А там олово, цинк, свинец. Вся Якутия и Чукотка будут опоясаны железной дорогой. У вас в совхозном поселке электричество есть?

— Движок работает по вечерам.

— Так вот, не движок будет, а линии электропередачи вдоль всей дороги. Сейчас с Енисея, Ангары, Зеи энергия пойдет, а там и на Лене гидроэлектростанции построят. Уголь, руда, лес. Только дорог нет. На оленях много не увезешь. Конечно, на поезде к Магадану еще не скоро поедем. Да ведь каждый день все ближе к нему подходим! — И я хлопнул Петю по плечу. — И сохатого, и белку сбережем.