Галка росточку небольшого, так что вдвое труднее шагать по мари. Но не подает виду, сосредоточенно смотрит в нивелир, записывает данные в журнал, потом прибор на плечо — и дальше. Прошли, вернее, проползли всего километра два и совсем выдохлись. Сели отдохнуть на толстый ствол поваленной лиственницы. Пощипали созревающие ягоды голубики, посмотрели вокруг. Марь, словно громадное зеленое блюдце, раскинулась в плоской котловине.
Чтобы не тратить зря времени, подсчитали результаты измерений. Сверили. Между моими и Галкиными расхождение в три раза больше допустимого. Посидели еще, помолчали. Главное в эти минуты — не дать волю чувствам. Каждый в равной мере мог ошибиться. А в глубине сознания, словно червь, хочет пробиться мысль о небрежности другого.
— Ну, пойдемте, — поднялась Галка, вздохнула, выдернула нивелирную треногу из болота, положила на плечо и пошла, увязая чуть не по колено, к исходной точке сегодняшнего маршрута.
На следующий день осилили все же марь. На этот раз все было точно. Галка весело улыбнулась.
— Когда сидели вчера на бревне, — вспомнила она, — до того свирепый у тебя вид был, что я даже испугалась — не утопил бы в болоте. Алексей, пожалуй, так бы и сделал, — засмеялась Галка. — А все же каторжная была работа, — посерьезнела она.
Я подумал о том, что самым трудным порой бывает не преодоление физической усталости. Не сказать нескольких обидных слов, сдержаться — вот в чем иногда главное. Без этого не пройти ни марь, ни тайгу.
Когда пришли в лагерь, ребята уже грузили в кузов вездехода имущество — спальные мешки, инструменты. Последний переезд — и Гилюй. Скоро уже наши палатки, выцветшие, истершиеся, встанут возле чистых шумящих струй, растворивших в себе горьковатые запахи тайги, розовые блики багульника, синь и хмарь таежного неба. Володя осторожно двинул машину и повел вездеход по каменистому руслу речушки. Не успели проехать и километра — треск: гусеница соскочила с траков и безжизненной лентой распласталась на камнях. Володя вылез из машины и сокрушенно покачал головой. Езду по каменистым россыпям не выдержали даже стальные гусеницы. Из кузова тут же выскочил Петя, подал Володе инструмент. Алексей, как всегда, руководил, указывая, кому за что взяться.
«Бамм, бамм, бамм», — зазвенело над марью. Звонко бьет металл о металл, далеко летит весть о приходе человека. Вот в последний раз ударил Володя кувалдой, и на землю упал обломок стержня, соединяющего звенья гусеницы.
— Давайте, хлопцы, чайку попьем, — обратился к ребятам Петро, который уже успел соорудить костер.
— А что, можно и попить, — отозвался Алексей.
— Да нет уж, — вмешался я. — До Гилюя доберемся, там и пообедаем.
— Гилюй, Гилюй! — возмутился неожиданно Алексей. — Не уйдет твой Гилюй. Дай ребятам поесть спокойно.
Серафим многозначительно кивнул головой. Галка подмигнула мне.
— Что я слышу? — глядя на Алексея, изумленно воскликнул Володя. — Еще немного, и вы поменяетесь ролями с Серафимом!
— Да брось ты, — махнул рукой Алексей. — Ведь в последний раз, может быть, вместе сидим.
Пришлось садиться пить чай и мне.
Гремя гусеницами, выполз наш вездеход к полосе густого прибрежного леса, тянувшегося вдоль реки. Прорубив просеку и подогнав машину к самой воде, мы на лодке переправились через Гилюй. Вплотную к полосе прибрежной гальки подступали обрывы черного камня, отшлифованного быстрым течением. Кое-как, хватаясь за ветви кустарника, по расщелине поднялись на обрывистый берег. Золотой разлив тайги затопил открывшиеся нам дали. Под ногами пружинил толстый слой опавшей хвои.
Петя по обыкновению внимательно осмотрелся и заинтересованно пошел вдоль обрыва. Я тоже поглядел вокруг, но не заметил ничего достойного внимания, за исключением порхнувшего вдали рябчика. Однако я невольно залюбовался открывающимся с этого места великолепным пейзажем. Бескрайние таежные просторы были изукрашены волшебными красками осени. Но мой спутник сосредоточенно смотрел только под ноги. Пройдя с десяток шагов, Петя остановился и еще раз осмотрелся.
— Однако, сохатый ходил, — произнес он. — Что ему здесь нужно было?
Я наконец рассмотрел в хвойной подстилке какие-то вмятины. Очевидно, это и были следы лося.
Петя сделал еще несколько шагов и повернул к возвышавшейся над самым склоном берега небольшой куполообразной площадке, увенчанной стройной лиственницей.
— Вот он где стоял. Нас, наверное, встречать выходил.
Внезапно Петя насторожился.
— Однако, собака лает.
Действительно, через несколько минут из-за дерева выбежала серая, с рыжими подпалинками лайка. А следом за ней появился и ее хозяин — плотный бородач. Увидев нас, он радостно улыбнулся:
— Москвичи?
— Москвичи, — ответил Петя.
— И ты из Москвы? — удивился бородач, видя перед собой самого настоящего эвенка.
— Ну, почти, — смущенно улыбнулся Петя.