На Круглом Александр работал старшим техником. Заступив как-то к вечеру на вахту, он с первым намеком на темноту засветил огни, но маяк, мигнув раз-другой, погас. По правилам лампу надо было заменить накануне: положенные часы она уже отгорела, но сменщик Медведева или экономии ради, или просто поленился лезть на гору, но другую так и не поставил. И резервная что-то не вспыхивала.
В Асаче от дома до маяка километра три. Медведев надел лыжи и пошел вдоль речки к перевалу; потом лыжня уводила влево и тянулась к маяку, поставленному на береговом утесе. Забравшись на перевал, Александр зачем-то оглянулся и вдруг увидел одинокий сейнер, полным ходом спешивший прямо на рифы, скрытые в сумеречной тени сопок.
В жизни Медведев так быстро не бегал. Когда осталась на пути последняя горушка метров тридцати в высоту, он сбросил лыжи, не ища тропы, чуть ли не на четвереньках вскарабкался к маяку и торопливо затопал по серпантину внутренней лестницы. Едва он успел вставить лампу и маяк наконец замигал, как суденышко, которому до встречи с камнями оставалось не больше мили, резво поворотило в открытое море. Александр обессиленно провожал его взглядом и неожиданно для себя рассмеялся, подумав почему-то, что способ передвижения на четырех конечностях не так уж и плох.
— Так вот, — резюмировал Медведев, — мы для чего на маяках живем? Чтобы ничего не приключалось в море.
За металлической сеткой ограждения, защищающей стекла от очных птиц, безобидно синело штилевое море, справа над излучиной берега виднелся ребристый конус Кроноцкого вулкана. Скалы грозились подмять прибойную полосу, оставив людям лишь тонкую песчаную кайму пляжа.
Медведев раскурил трубку, выпустил клубы дыма и с удивлением оглянулся на люк: кто-то пытался приподнять крышку. Из попыток ничего не выходило, и сквозь щель донеслось обиженное поскуливание.
— Неужто Ромка? — ахнула Люба. — Как же он сумел?
Я приподнял крышку, и к нам запрыгнул огромный пес. Он ринулся было к Медведеву, но, странно скособочившись, замер, привалясь к стене.
— Ром, дорогой ты мой, — говорил Медведев, поглаживая овчарку. — Товарищ по несчастью. Видишь ли, — он повернулся ко мне, — сначала Ромка лапу сломал, потом я ногу дня через два. Мы и лежали с ним в лубках, пока корабль не пришел. Он на меня смотрит, я на него, будто говорим друг другу: «Держись, дружок!»
— Как же он с нами за ягодой теперь пойдет? — вздохнула Люба.
— Откуда здесь ягоды? — удивился я. — Скалы же кругом.
— Нашли мы полянку, — ответил Медведев. — Предшественники наши не смогли отыскать, а нам удалось. Правда, забираться туда нелегко. На полянку лезешь по веревке, по веревке и спускаешься. Доморощенный альпинизм.
У маячных дверей нас поджидала еще одна собака — Кэри. По каким-то своим собачьим соображениям овчарка в башню не пошла, но, увидев нас, подбежала к Рому, обнюхала больную лапу пса и потом только потерлась о ноги Медведева. Кэри явно беспокоилась за Рома, и, пока мы шли к домикам, сначала по шаткой деревянной лестнице, потом по тропинке среди тронутых морозом высоких трав, она сдерживала себя, не обгоняла, следя за травмированным псом, который осторожно прыгал по ступенькам.
— Ничего, Ромка, — сказал Медведев. — Выберем с тобой время и сходим в Каменистую, может, полегчает.
— А что в Каменистой? — спросил я.
— Горячие источники там, — сказала Люба Левина. — Да интересные такие. Находятся прямо в море. При отливе видно, как фонтанчики со дна бьют. Морские ванны можно принимать. Только далековато, не часто выберешься, на маяке хлопот много. Когда ехали сюда, на Кроноцкий, с Борисом, думали, чем время занять, но Саша скучать не дает. И к лучшему — без работы не проживешь. Даже опасаешься порой: вот переход от дома к дизельной построим, а что дальше?
— Как что? — удивился Медведев. — Гостиницу начнем. Вдруг кто и навестит.
Мы сидели в кают-компании, самой просторной и светлой комнате на маяке, пили чай с голубичным вареньем — ягоду собирали на той самой полянке, куда без страховки не подняться, и постепенно готовились к расставанию. Странное дело, вроде бы пора было отвлечься от веселья, привыкнуть к мысли, что скоро катер застучит на рейде и до самого июня жить колонистам с Кроноцкого мыса вшестером, общаясь с Большой землей только с помощью морзянки, но я не почувствовал грусти в голосах. Медведев подкладывал мне морской капусты собственного посола, спрашивал у Левина, не думал ли тот об антенне, пора бы ставить, вдруг примет что-нибудь, а то пойдут шторма — зря, что ли, телевизор по морю везли. Он успел поспорить с коллегами о конструкции камина, одобрительно кивнул, вернувшись из дизельной, улыбнулся, проведя рукой по корешкам книг. Он вернулся домой и радостно убеждался, что затянувшееся отсутствие ничего не изменило, что порядок, который был раньше заведен здесь, не пострадал, значит, заведен верно.
— Послушай, — спросил я, проверяя мелькнувшую догадку, — а вас не тяготит порой безлюдье и то, что оторвались от домов, от городов?..