Оленей задержали в березняке под вершиной Хащьсяхль и там же устроили временный лагерь, чтобы переждать непогоду. Намеченное место для отела находилось за хребтом, на западном склоне. Перевалить Урал мы должны только в ясный день.
— В пургу всех важенок растеряем, — объяснил Дмитрий. Весна настойчиво гналась за нами из тайги. Метель вскоре прекратилась, выдался желанный солнечный день. Над Уралом открылась бездонная синева. Снега слепили глаза. На голых буграх хребта первыми оттаяли каменные россыпи. Среди них белыми мотыльками запорхали куропатки — они не спешили сбрасывать свой зимний наряд.
И уже на пути к самому хребту мы издали увидели в стаде несколько маленьких крошек, еле семенящих за самками, — появились первенцы-оленята.
Перевалили хребет в той части, где он имеет самый низкий прогиб, — вблизи истока реки Северной Сосьвы. С этой седловины просматривались оба склона Урала: на северо-востоке маячил массив «священной» горы Ялпингнёр, а на западе, за Печорой, возвышался вулкановидный Койп.
Караван спустился по склону до первых березок, к овражку, из которого вытекает речка Малая Путурнья. Дмитрий остановил свою головную упряжку, спрыгнул с нарт.
— Здесь и завеснуем! — весело сказал он, оглядывая горное приволье, знакомое ему с детства.
Тайга, протянувшаяся по убегающей вниз речке, с высоты казалась мелким кустарничком. Над долиной высились голые гребни гор. На одной из вершин с плоской макушкой будет проходить массовый отел оленьих маток.
Подошло стадо, окружило нас. Впервые увидели мы новорожденных оленят вблизи. Оказывается, незаметно для нас жена Дмитрия еще в пути подобрала несколько малюток, завернула их в шкуры, уложила на нарты рядом с котом Васькой и щенком Кутей. И этот «детский сад» ехал вместе с нами.
А теперь Евдокия выпустила оленят на снег, нежно гладила и приговаривала:
— Нята… Нята[5]
…Малютки хрипло захрюкали, как поросята. К ним моментально подбежали матери-оленихи. Всеобщее внимание привлек белый, с серыми пятнами олененок, удивительно похожий на теленка. Розовая мордочка, розовые веки с белыми ресничками и розовые копытца — этот нежный комочек преспокойно лежал на снегу под ногами матери и, казалось, совсем не мерз.
К появлению незнакомцев кот отнесся с большим интересом. Он стал подкрадываться к одному из оленят. Этим вызвал беспокойство самки. Опустив рогатую голову, она настороженно следила за происками Васьки.
Оленеводы устраивали лагерь. Этому больше всех радовался щенок Кутя. Он задиристо подпрыгивал под мордами оленей, пытался утащить кожаную оленью упряжку или пытался набедокурить в нашем продовольственном запасе. Песик всюду искал приключений, не забывая неожиданно налетать на кота.
Чаще кот и щенок дружно играли, а потом мирно засыпали Рядышком. Но иногда назойливые приставания Кути не нравились Рыжему Василию — щенку доставалось по носу от острых кошачьих когтей. Он с жалобным визгом искал защиты у Евдокии.
Эта пара, Васька и Кутя, изрядно смешила всех нас.
Вскоре на высоком мысу между двух ложбин появился чум с палаткой, задымил костер. Бригадир с Карпом привезли из тайги на двух нартах сухих еловых кряжей — наш стан будет надолго обеспечен дровами.
Наступало великое таинство в жизни оленей. Начиналась беспокойная пора для оленеводов. Дмитрий торопил своих товарищей скорее угонять важенок на отдельную вершину. Двое парней должны были выделить из четырехсот голов сотню стельных олених, отогнать их от быков и яловых самок на отдельную горку и зорко охранять, а значит, и жить там, в палатке.
Ребята справились с этим заданием. На конечной оттаявшей вершине гребня Ховтсоринёл, отходящего от Уральского хребта в сторону печорской тайги и круто обрывающегося к месту слияния Путурньи с Манской Волосницей, были собраны все оленьи роженицы.
Вовремя успели оленеводы — начался массовый отел. Сколько оленят родилось за одну только ночь! На горной безлесной поляне появилось много бурых комочков. Одни оленята неподвижно лежали, другие, неуверенно передвигая слабыми ножками, тянулись к материнскому вымени. Некоторые уже резвились, играли друг с другом.
— Ну, Карпуня, — сказал Мань Уляк своему другу. — Теперь глаз да глаз нужен…
К вечеру в наш стан ребята принесли одного олененка и отдали на попечение Евдокии. Малютку не приняла мать-олениха, он мог бы погибнуть с голода.
— Это совсем молодая важенка так поступает, — объяснял мне Дмитрий премудрости оленеводства. — Первый отел у нее был. Ей больно, когда олененок начинает сосать. Поэтому она и гонит его от себя…
Тут-то и пригодилось сгущенное молоко в банках. Евдокия снова стала нянькой, «матерью» оленьего ребенка. Он доверчиво тянулся к ней. Не боялся ни нас, ни кота Васьки, ни щенка Кути. Щенок принимал его за своего собрата, нежно облизывал и, теребя за ухо, вызывал играть с ним.