На трассе — непогода

— Я убежала, — захлебываясь, шептала девушка. — Они не заметили. Я в ельничек — и бегом, бегом… Ой, Лиза, там столько, столько… Из деревень белорусы и наши. А ям мало. Они выводили по двести и у нас на глазах пулеметами… А потом танки… Три танка — и по ним, чтоб примять. И снова еще двести, и снова пулеметами… А мы все стояли, все ждали, когда же нас… И я убежала. Всю ночь шла. По развалинам, по развалинам — и сюда. А вас нет и нет, сутки целые…

— Зачем ты сюда? — спросила Лиза.

— А куда?! — вдруг взвился голос девушки. Лиза успела закрыть ей рот рукавицей, и девушка лишь сумела прошептать: — Тут же дом мой…

— Стой!

Белый свет клубился впереди, у ворот, в нем вращались хлопья снега; конвой сбил колонну, заставив выпрямить ряды, и она стала втягиваться в ворота, словно клубы света всасывали людей, и они растворялись за ними. Когда Лиза, Эльза и Лера оказались у ворот, их ослепило на мгновение, а потом вытолкнуло на пустынную улицу, только слышен был хруст удаляющихся шагов — те, кто переступали границу гетто, разбегались тотчас же, торопясь к своим домам, и уже слышались в разных концах вопли отчаяния, им отвечали автоматные очереди. Втроем они заскочили в первый же попавшийся переулок.

— К тебе, — скомандовала Лиза Эльзе.

Мелькали дома с развороченными дверями, выбитыми окнами, трупы лежали на тротуарах…

В комнате, где жила Эльза, осталось пять человек; никто из них не обратил внимания на стук двери, люди лежали затаясь, уйдя в себя. Эльза достала из тайника свои припасы, протянула Лере.

— Ты поешь, поешь, — сказала Лиза.

Озноб не проходил, девушку всю трясло, и ела она давясь и урча, как маленький зверек; потом они лежали, стараясь согреть ее телами и дыханием, пока не поняли, что Лера давно спит и трясет ее не от холода и не от болезни — лоб ее был сух и прохладен, — а та дрожь иного свойства — безумного, неодолимого страха, охватившего все ее существо после увиденного.

— Если произойдет чудо, — тихо в темноте комнаты, словно молясь, сказала Лиза, — и мы останемся живы, разве сможем простить?

Утром на Шклафн-плац проходил «апель». Наступил час слез. Говорили, что это выдумка шефа гетто Рабе: дать людям отвести душу, «выпустить пары», пусть поплачут все вместе о безвозвратно ушедших. Рабе сидел в кресле на возвышении, козырек фуражки с высокой тульей опустился ему на пенсне, справа от него стоял небольшой оркестрик, а впереди седой человек, облаченный во фрак, пел:

— О, помни, человек, смертен ты, и ждет тебя день Страшного суда. Грядет, грядет суровый день! Боже, сотвори так, чтоб обеты, взятые мной, потеряли силу. Освободи меня от них, о боже…

— Освободи меня от них, о боже! — плача, шептали в колоннах.

Прикосновение губ ее держалось на его щеке, оно не угасло за ночь, сохраняя слабое тепло… «Я благодарна вам», — как много было в этом шепоте для Штольца.

— Девочка моя, если любовь способна родиться из жалости, то пусть будет благословенно это слабое чувство, ставшее подспорьем любви… «Я благодарна вам и буду благодарна на том свете». Но мы еще живы, а жизнь всегда таит надежду на добрый исход, — была бы воля. Ведь где-то должна быть трещина в сомкнутом железном круге… Но как, как отыскать ее? Любая лазейка может оказаться путем к спасению. Где она?

Когда Штольц вышел днем во двор, где Эльза и Лиза толкали вагонетку, то увидел рядом с ними незнакомую девушку; как белое пламя, выбивалась у нее из-под прожженной ушанки прядь седых волос.

— Господин оберст-лейтенант, пусть Эльза выйдет. Я бы хотела вам сказать несколько слов.

— Разве ты не можешь их сказать при Эльзе?

— Нет. Это не для чужих ушей, даже если это уши Эльзы.

— Хорошо. Эльза, подождешь в коридоре… Я тебя слушаю.

— Господин оберст-лейтенант, вы были откровенны со мной, и я решила отплатить тем же. Я знаю: вы не выдадите меня, да вам и незачем это делать. Убить меня можно даже здесь. Я вне закона. А передать меня в руки гестапо вам нельзя. Я могу проболтаться об Эльзе.

— Зачем ты угрожаешь? Если ты хочешь что-то сообщить, говори.

— Ладно. Я завтра уйду из гетто. Совсем.

— Куда?

— В лес.

— Но ты… ты сама говорила — не сможешь пройти.

— Сейчас смогу. У меня есть проводник.

— Ах, вот оно что! Значит, у тебя есть с ними связь?

— Есть.

— И ты решилась одна?

— Господин оберст-лейтенант, через два дня они начнут то же самое, что было позавчера. Получен приказ покончить с гетто. Может быть, вы слышали, как это было в Вильно? Там всех раздели и увели в каменоломни. Здесь собрали слишком много людей из разных стран. Они просто не справляются, а то бы давно все было окончено. Теперь они будут торопиться. На этот раз вам не удастся укрыть колонну в подвале.

— Ты бросишь Эльзу?

— У меня нет другого выхода, если я хочу спасти себя.

— Но что я могу сделать?

— Я уже говорила.

— Неужели ты не понимаешь, что это невозможно?

— Возможно, господин оберст-лейтенант. Вы можете спасти не только меня и Эльзу, но и еще многих. Для этого вам стоит взять грузовую машину. Ведь на вашу команду приходят грузы. В машину можно посадить двадцать пять рабочих и поехать с ними хотя бы на станцию Рудинск.