На трассе — непогода

— Ты знаешь, куда ехать?

— Я сказала: у меня проводник.

— Тогда мы можем сесть на мой «опель». Я довезу тебя, и Эльзу, и проводника.

— Вам не поверят, что вы везете двух женщин на работу. А в бригаду поверят… Господин оберст-лейтенант, если вы спасете столько людей, вам это зачтется.

— Ты хочешь сказать, что мне гарантируют жизнь?

— Вам и Эльзе.

— Сколько у меня еще есть времени?

— Его нет. Если завтра утром не будет машины на Шклафн-плац, вы больше никогда не увидите меня.

— Ты смелая женщина, Лиза.

— Нет, смелые другие. А я пока только спасаю свою шкуру. Теперь можете позвать Эльзу. Нам надо будет уйти. Думайте, господин оберст-лейтенант, я все сказала.

…Я могу лишь представить ход мыслей Отто Штольца в ту ночь, только представить, опираясь на детали, упоминаемые в дневнике, но мне кажется, если я и ошибаюсь, то в незначительном…

В ту ночь не вьюжило, наступила оттепель, и слышно было, как срываются капли и бьют по внешнему козырьку подоконника, их удары были тупы и мешали Штольцу; несколько раз он ложился, но постель казалась жесткой, он вставал, курил сигару, чувствуя ненасытную потребность в табаке. Выхода не было. Он метался в тупике, отчетливо это осознавая: путь к спасению, который указала ему Лиза, выглядел сомнительно, в нем был лишь риск чудовищной силы и не было уверенности, что все обернется удачей. Гарантий никто не мог дать. План, начертанный Лизой, не труден был для выполнения; он действительно может взять грузовую машину с рабочими из гетто — в этом никто не усмотрит злонамерений, все будет выглядеть буднично, но что потом? Лес. Это не переход за официальную линию фронта к противнику, где в худшем случае существует гарантия плена; лес — в тылу немецкой армии, и на эти мелкие воинские части, называемые партизанами, вот-вот двинутся отборные войска СД. Об этом он знал. Риск, риск и еще раз риск.

«Это невозможно, невозможно, — думал он, но тут же спрашивал себя: — А почему?» Да ведь он и так всю жизнь шел где-то по обочине главных событий; Бруно был в центре их, даже эта девочка Эльза, пусть всего лишь жертва, но и она двигалась где-то по центральной магистрали, а он все время был в стороне, позволяя себе лишь молчаливый бунт. Теперь сама судьба представляла ему случай, она выталкивала его на главную дорогу, впервые за всю его жизнь отчетливо требуя решительных действий. И он должен был сделать выбор… «Решай! Может, это твой единственный шанс, Отто, вырваться из одиночества. Один-единственный шанс, другого не будет. За тобой и только за тобой свобода выбора…»

Он прошел несколько раз по комнате, пространство ее стало казаться тесным, стены давили, они были непроницаемые, и, словно желая глотнуть свежего воздуха, Штольц подошел к окну, отодвинул тяжелую штору, — тусклый синий свет струился над площадью, напоминающей сейчас покрытое льдом озеро, и, словно на том берегу этого замерзшего водоема, на фоне разрушенного здания вырисовывались длинная виселица и неподвижно свисающие тела. Штольц быстро закрыл штору. В кресле лежал, изгибаясь, ремень с кобурой пистолета.

«Завтра… завтра последний день. Если ее не станет, мне конец. Я не прощу этого себе. Останется один выход — нажать курок… Я сам окружен смертью… Но какая из смертей лучше? Побег или пуля в лоб?.. Побег может кончиться ее спасением. Пуля — неминуемая смерть обоих… Что же лучше?»

Пуля в лоб — проще и надежней. Не будет проклятия в глазах близких, только жалость и сострадание, не будет пожизненного клейма отщепенца, не возникнет слово «измена».

Пуля в лоб — надежней и проще.

Но кому, кому он изменял?.. Женщине, много лет считавшейся его женой, порывы ласки которой вызывали в нем отвращение? Сыну, которого плохо знал?.. Вот и все, что было его семьей…

Всего один шанс, один-единственный шанс… Риск? Но что делается без него?.. Если ты отвергнешь этот шанс и не пустишь пулю в лоб, все равно это самоубийство, сожжение собственной души дотла. Еще один побег от действительности, но последний, как погребение…

«Решай, Отто. Или ты трус?»

Когда пробило шесть утра, Отто Штольц записал в дневнике:

«Если продление рода есть его воскресение, если мы, умирая, возрождаемся в детях своих, то сын, которого я оставил, сам отыщет дорогу, как я отыскал свою. Если в нем достанет чести, он поймет, что разум подсказал мне словами Ницше: «Второго раза не бывает!» Если он осудит меня, значит, он осудит и себя. Я ему прощаю».

Часть пятая ПУТЬ НЕИЗБЕЖНЫХ ВОЗВРАЩЕНИЙ