На трассе — непогода

Когда Семен все это понял в Давыдове, то по-настоящему и полюбил его: ведь какая нужна была воля этому маленькому, некрасивому человеку, чтоб перешагнуть через себя и исполнить придуманные чудеса.

Когда Семен прервался, чтоб передохнуть, Ирина грустно сказала:

— Очень интересно. Может, выпьем еще?

— Ага, — обрадовался Гоша, — и потанцуем. — Разливая водку, он склонился к Семену и шепнул: — Ты что, доклад целый затеял? Действуй.

Они выпили, стали танцевать под «Казачка», потом опять садились к столу и опять танцевали, пока Гоша не отвел Семена в сторону и не сказал:

— Ты иди с Ириной погуляй часок, потом сменимся.

Когда они вышли на улицу, ночь была на изломе, вот-вот должно было начать светать; они молча прошли узким переулком, обогнули высокие камни и вышли на берег. Вдали, за океаном, засветлело. Они сели на толстую гладкую коряжину, Семен обнял Ирину, она прильнула к нему.

— Расскажи еще что-нибудь, — шепнула она.

— Не хочется. Давай просто так посидим.

— Тогда поцелуй меня.

— Лучше не надо, — сказал Семен. — Только не обижайся. Если бы я тебя полюбил…

— Странный ты парень, — вздохнула она. — Другие сами лезут.

— Пусть лезут. А я не умею.

Она тихо засмеялась.

— Это все умеют, даже идиоты. Просто ты на другой планете родился.

— Я на той же планете, что и ты, родился, — рассердился Семен. — И все я умею, и целоваться тоже. Только я не люблю, когда это так все просто.

— Что же, у тебя и любовь была? — спросила она.

— Была, — ответил он.

— Ну вот, видишь, какой ты ненормальный, — вздохнула Ирина. — А Гошка не церемонится. Ты что, в институт не поступил?

— Я и не поступал. Это отец психовал, а я и не думал поступать.

— Почему так?

— Профессию не выбрал. Тогда еще не мог сообразить, кем бы хотел стать.

— А сейчас сообразил?

— Сейчас сообразил. Теперь уж точно знаю, что пойду в юридический.

— Судить людей хочешь?

— Не судить, а помогать жить.

— Всем не поможешь, — вздохнула она и так зябко поежилась, что ему стало по-настоящему ее жаль.

Они сидели, пока всплывало слева из океана солнце. Семен много раз видел, как это происходит, но не было еще такого, чтоб один восход повторял другой: или волна в океане изменится и будет другое преломление лучей, или поменяется рисунок облаков, или полосы тумана, — тем и хороши эти восходы, что они такие разные. Сейчас солнце поднималось шаром и вдруг раздвоилось, словно от него отскочил красный диск, обнажив на самой поверхности густо-оранжевую глубину, это длилось самую малость времени, точно и не определишь сколько, а потом уж солнце сверкнуло над океаном. Отлив шел быстро, обнажая широкое пространство влажного песка, и на нем сверкали мокрые раковины мидий, гребешка, черные ежи и длинные янтарные стебли морской капусты; прошло еще немного времени, и по этому песку, плотному, как асфальт, промчалась у самой кромки белой пены грузовая машина, за ней другая — шоферы острова любили мчаться по утрам этим путем, на нем нет ни колдобин, ни пыли.

— Мне через час на смену, — сказала Ирина. — Вот и ночка прошла.

Он взял ее за руку, поднял, и они пошли к дому, постучали в окно, оно распахнулось, и высунулся Гоша в майке, посмотрел вопросительно.

— Пора, — сказал Семен. — Пока в аэропорт доберемся…

Гоша подумал, почесал голову, потом виновато сказал:

— Ты, Сеня, дуй, я догоню. Рано так все равно не будет самолета. — И захлопнул окно.

Ирина засмеялась и сказала:

— Я тебя провожу, Сеня, если можно.

— Конечно, можно, — сказал он.

Они дошли до КПП; ребята, увидев Семена с девушкой, не удивились: наверное, это было обычным, когда солдат покидал остров, чтоб его провожали. Ребята остановили первую же грузовую машину, идущую на морскую сторону, забросили за борт чемодан. Ирина стояла у обочины, Семен подошел к ней, и она сказала:

— Ты бы мне хоть адрес свой дал, — может, буду в Москве, захочу тебя увидеть.

Он вынул записную книжку, написал ей адрес и, когда протягивал листок, заглянул в глаза — такая в них стояла тоска, что Семен не сдержался, привлек Ирину к себе и сильно поцеловал в губы.

— Ну вот, — вздохнула она, и на глаза ее набежали слезы. — Зачем же сейчас?

Ребята из КПП молча смотрели на них.

Семен ехал в кабине, машина петляла по дороге, которая поднималась все вверх и вверх, чтобы преодолеть перевал, мимо густых зарослей низкорослого бамбука, мимо кедрача и ельника, мимо огромных, с трехметровыми листьями лопухов, под которыми можно вдвоем спрятаться от дождя, мимо всего этого пышного раздолья, он смотрел на него и думал теперь не о заставе, не о том, что ждет его впереди, а об Ирине, жалел ее, и было грустно, что прошла эта ночь и они расстались; может быть, нужно было задержаться на острове, как Гоша, ведь кто знает, не упустил ли он чего-то важного для себя.