На Великой лётной тропе

Корнил засмеялся в лицо Флегонту:

— Ты, Флегонт, не только подлец-предатель, а и дурак.

— Што? — заорал Флегонт.

— Дурак, говорю.

— Знай, что в моих руках!

— Знаю, знаю. Много ли мешков золота нашел?

— Восемь.

— А их, убитых, много ли?

— Семь штук.

— Я восьмой. Какого ишшо башкирина требуешь? Дурак ты и есть.

Стыдно стало Флегонту за свою несообразительность, и он отошел к своим помощникам. Те достали тюк с водкой и распивали.

— Корнил, иди выпей за компанию.

— Флегонтову водку? Кровь ведь это человечья.

— Не хочешь — тогда не каркай, другим не порть аппетит!

Флегонт выпил большой ковш — и опять к Корнилу:

— Где золото зарыто?

— В земле.

— Где? Покажи!

— Не знаю, бог зарывал.

— Твое, ваше. Не все же в тех мешках, где-нибудь и спрятано есть.

— Золото ты и сам найдешь, Корнил тебе не ответчик. А скажи вот, со мной што делать будешь?

— По начальству отправлю за грешки за эти, — Флегонт кивнул на промытые пески.

— А сам ты не хочешь по начальству пойти за семь загубленных душ?

— Где свидетели? — Флегонт захохотал.

— Я свидетель.

— Все мы свидетели, что ты их убил, за этим делом тебя и застали. Могилу копай им!

— Сам копай.

— Нет, ты будешь!

Корнила заставили столкнуть убитых в шахту и зарыть.

— А теперь ступай куда хочешь, только к этому месту ближе ста верст не подходи, а то представлю в суд за хищничество и за убийство невинных душ.

— Флегонт, и когда только земля носить тебя откажется?

— Чего захотел! Она, земля наша матушка, терпеливая.

— Видно, так, если уж Флегонт-братоубийца не наказан.

— Молчи и убирайся! — заревел Флегонт и замахнулся на Корнила.

Перепуганный старик побежал от него, увязая в сыпучих песках.

— Куда ты его, Флегонт?

— Пусть убирается к черту.

— Жилу нам искать? Ладно, ищи, мы придем, — смеялись пьянеющие молодцы.

— Эй, старик, остановись, на-ко вот буханку, а то подохнешь голодом. — Один из молодцов кинул вслед Корнилу ржаную буханку, подобную кому бурой глины.

Корнил оттолкнул ее ногой и не оглядываясь ушел из Горного Спая.

Шел он той самой тропой, по которой провожал Марфу, Охотника и Бурнуса. Старик торопился, хотел догнать их, пока у него были силы и пока светило солнце. Под вечер он почуял, что по тропе впереди его идут люди, стучат ногами по камню.

«То ли наши, то ли чужие», — думал он и старался идти неслышно, невидно, по-за деревьями.

Шаги и голоса становились явственнее. Из сумрака выступили три человеческих фигуры и один пес. Он рвался и рычал.

«Пес меня чует, — соображал старик. — Да никак наши это — Марфа и Бурнус. Вот наважденье». Старик не верил, что тропой идут свои, он хотел уж переменить обувь с правой ноги на левую, чтобы отогнать нечистую силу, но Охотник остановился и сказал:

— Плутон чует человека.

Марфа, не думая долго, закричала:

— Ау, кто здесь? Выходи!

Услыхал Корнил знакомый голос и выбежал из-за дерев на тропу. «Э, пусть, будь хоть и нечистая сила», — решил он.

— Дедушка Корнил, да как это?! — кинулась радостно к старику Марфа.

— Я, дочка, я самый, — лепетал старик. — Вас догоняю.

— Якши. Какой у вас там стрельба был? — спросил Бурнус.

— Дела… Только айдате вперед, подальше от Горного Спая.

— Чего там?

— Подальше, подальше. Один ведь я живой-то остался… Один всего.

— Один? А те?

— Убиты…

— Кем? Когда?

Все трое тесно придвинулись к Корнилу, заглядывали ему в лицо, в глаза и торопливо шли в сумерках тайги и вечера.

— В тое самую стрельбу, слышали вы ее. Флегонт-старший нагрянул.

— Флегонт — предатель. Я убью его. — Башкирин поднял руку с кривым кинжалом великого Салавата, будто давал клятву, что рано или поздно, но убьет Флегонта. — Нас четыре человек. Айда убьем Флегонта!

— Я, Бурнус, не пойду. Моя жизнь одна сплошная беда. И здесь беда из-за меня случилась, это уж я знаю. Не будь меня, не было бы ее, — уверял Корнил.

— Ты привел Флегонта?

— Нет, Бурнус, я этого никогда не делал и не сделаю. Несчастный я, неудачливый, утром и от вас уйду, а то будет худо.

— Зря, дедушка, говоришь.

— Не зря, Марфа, был я всю жизнь Тяни-Беда, знать, и быть мне таким до смерти.

— Бурнус не может жить, когда жив Флегонт.

Утром Корнил Тяни-Беда объявил, что пойдет один, своим путем. Но Бурнус привязался к нему:

— Я с тобой.

— А я, Бурнус, с кем? Ты обещал беречь меня, — напомнила Марфа.

— Иди с Охотником. Бурнус все видит, все понимает. Иди с ним!

— А паспорт?

— Бурнус будет жить так. Зачем паспорт, когда есть кинжал?

Корнил и башкирин простились с Марфой и Охотником.

— Береги Марфу, — сказал Бурнус Охотнику, — я приду поглядеть.

Расстались они на горной тропе, двое пошли на север, двое на юг. Марфа прижалась к Охотнику и сказала:

— Куда же ты, мужичок-чужачок, поведешь меня? Бросишь где-нибудь опозоренную.

— Давай не станем горевать вперед, прежде самого горя, а будем благодарить жизнь за каждый счастливый день и час. Маленькие пичужки умнее нас, людей, они живут меньше нашего, а радуются гораздо больше — все время щебечут, поют. Будем учиться у них.

— Чудачок же ты: на уме у тебя то камни, то звезды, то пичужки. А где принимать жену — ни слова.

— У меня есть дом, замечательный дом, из камня и солнца.