На Великой лётной тропе

«Ты покажешь нам, пойдешь с нами искать?» А сама готова обнять меня, целовать, горбуна-урода. Вот ей как загорелось!

«Глаза у меня сдали, слепну я, и ничего мне не найти».

«Жаль, как жаль… Если поискать, то и найти можно?»

«Люди находят».

«Дедушка, укажи нам такого человека, который знает. Мы тебя наградим».

Схватила она мою руку и давай прижимать к своей груди. Я одурел от этакого счастья, грести бросил, и поплыл наш дощаник в сторону.

«Вера, Вероника, — кричит ей муж, — нас зальет, мы потонем!»

А она не слушает и бормочет:

«Скоро, завтра… Я приду, ты не уезжай никуда. Я приду утром».

«Утром нельзя, такого человека поискать надо».

«Ну, вечером».

«Вера! Нас заливает!» — мечется муженек.

Вода и впрямь плеснулась ей в ноги, тут только красавица опомнилась и села.

Свез я их, сам домой, забыл про ловлю, сел на берег и думаю:

«Где мне взять такого человека? Я и сам, не будь уродом, пошел бы в поиски ради такой красавицы. Я ведь тоже красоту понимаю, и сердце у меня есть». Но тут подфартило, набежал на меня один лётный, и перевез я его в завод.

Приехали мы — и прямо к ней на квартиру. Выходит муженек. Я говорю ему:

«Супруга ваша кучилась мне об одном человечке».

«Ну как, как?» — а сам дрожит, руки и плечи прыгают, в лихорадке человек.

«Могу предоставить окончательно».

«Скоро ли? Когда?» — Паренек готов заплакать.

«Хоть сейчас. Вот он».

«Он?»

«Да, я могу вам помочь и супруге вашей сделать удовольствие, — говорит мой молодчик, — только повидать её необходимо».

«Нельзя».

«Надо бы от самой услышать, каких ей камешков».

«Она больна, в постели».

«А что приключилось?» — спрашиваю я. У меня появилось искреннее сочувствие к красавице, больно уж хороша она была.

«Нервы, все нервы. Скажите, чем вас отблагодарить?»

«Ничего не надо. Рыбак Ивашка не корыстный человек».

Так мой молодчик, не видавши красавицы, отправился в тайгу с муженьком искать брильянты.

Миновало денечка два, сижу я на бережку, любо мне, как падают в озеро с осин красные листья, только вижу, что тропкой из завода бежит ко мне женщина, та самая красавица. Вид у нее в небрежности, и ясно мне: не совсем она здорова.

«Где он? Куда они ушли?» — говорит красавица.

«В тайгу, а куда — доподлинно не знаю, тайга велика».

«Поведи меня к ним».

Я качаю головой.

«Не могу больше ждать», — и заплакала.

Увел я ее в свою землянку, отлежалась она, и отвез в дощанике домой.

«Сходи в тайгу и спроси: скоро ли?»

«Ладно, схожу», — обещаюсь, а какой я ходок! На озере в дощанике — туда-сюда, а тайга не по моим ногам.

Приходила она ко мне еще раза два, а потом бац — весть: нашли-де в тайге молодого паренька, лежит с перехваченным горлом.

И сдумалось мне, что паренек этот муженек красавицы, только держу я свою догадку про себя. Дощаник на озере колышется у моих ног, подергивает цепь, точно просится: «Поедем…»

И поехал я в завод, встретил там красавицу, а она припала к моему уху и шепчет:

«Не ходил? Не искал?»

«Искал».

«Ну что, видел, как он?»

«Видел, и недавно, вчерась только».

«Нашел?»

«Нашел много, скоро вернется и осыплет тебя», — вру я.

Засияла она от моих слов.

«Мне он что-то никаких вестей не шлет…»

«Сам явится, обрадует».

Пошла она от меня и запела, пошел я от нее и закачал головой. На выходе из завода встречается мне телега, лежит в ней кто-то завернутый в брезент, а за телегой стража, и один из нее говорит мне:

«Слыхал? Мертвое тело нашли. Писарек один из заводской конторы убежал — он».

«Не обознались?»

«Какое! В лицо весь завод знает. Жена есть».

«Эх, горькая…»

Приехал я в свою землянку, одолели думы, работа из рук вон. Только и знаю, что сижу на берегу и слушаю, как шелестит сухой лист, опадая.

— Кто убил, дознались? — спросил Юшка.

— Дознавались, мучили сколь дней меня, я ведь компаньона покойничку подыскал, а не дознались. Компаньон-то как ушел в тайгу, так и не показывался. Может, его дело, может, и не причинен он.

Схоронили покойничка, овдовела красавица. Говорят, за те дни слез пролила не меньше этого озера. Да о ней беспокойства нет у меня, найдет себе дружка, он ей слезы высушит.

Начал уж я забывать про эту историю, сижу у землянки, правлю сети и любуюсь, как рыба в озере плещется. На затылке глаз у меня нету, ну, я и не видал, как подошел он ко мне сзади и гаркнул в самое ухо.

«Здорово, человек божий-убожйй!»

Повернулся я, а там не кто иной, как сам компаньон упокойничка.

«Чего испугался? — спрашивает. — Вари-ка уху да грей чай. Я голоден, как стая волков зимой».

«Куда идешь? Извел кого-нибудь?»

«Убил кого, про это мы на небе господу богу скажем, а иду куда, это и сам бог не должен знать».

Куда денешь человека? Пришлось мне варить уху и чай. Он у меня и заночевал. Лежим мы вдвоем у костра, я с одной стороны, он — с другой, и глядим друг на друга через пламень. В глазах я хочу разглядеть человечью душу.

«Чего, Ивашка, в лицо мне заглядываешь?» — спрашивает он.

«Душу твою открыть хочу».

«Трудно, она у меня не открывается».

Пришел он в наши места лет десять тому будет, молодым парнем. Ходил слушок, что убёг он от кары, но мы здесь не придаем этому значения.