1 января 1944 года.
Побудки не было. Встали все поздно. Кабана в роте не видно, и в столовую шли поодиночке. В клубе танцы под радиолу. В столовой после обеда концерт вчерашних артистов, которые уже и сегодня успели изрядно хлебнуть. Зрители в большинстве тоже на взводе.После обеда пошел в город поздравить Марию Ивановну Евсееву, приютившую нас с Лапиным в первый день нашего пребывания в Боровичах. Потом Лапин предложил мне зайти к его знакомым по фамилии Мошко, где по соседству жил часовой мастер. Мы быстро сговорились, и он пообещал исправить часы за триста рублей. Это меня устраивало, и я дал задаток.
В казарму вернулись к вечеру. В клубе еще танцевали, а в спальнях было тихо и пусто. Не дожидаясь отбоя, я завалился в постель и заснул.
8января.
На утренней поверке сообщили, что дата выпуска перенесена с 18 января на 18 февраля. Программу обучения мы выполнили, и все наши занятия теперь будут состоять из тренировок по решению штабных оперативно-тактических задач. Введены регулярные вечерние прогулки на лыжах. Многие использовали это время для посещения своих городских знакомых. Мне в городе ходить было не к кому.12 января.
Поднялась температура, и я слег в постель. Врач выслушал и сказал: «Грипп», прописал какие-то порошки и не велел выходить на улицу. Лежу, читаю. Книги носит из библиотеки офицерского собрания Лера Мухина. Давно не читал я столько беллетристики. Осилил первый том «Тихого Дона», «Мещанское счастье» Помяловского, отдельные вещи Мопассана, Толстого и Вальтер Скотта. «Чтение – это все-таки одно из величайших эстетических наслаждений», – записал я в тот вечер.14 января.
Утром объявили о переходе в наступление войск Волховского фронта. Слушатели, в большинстве «волховчане», встретили сообщение громогласным «ура» и, схватив нашего толстяка-замполита, стали его качать. Он, бедняга, краснел, отдувался, но и смеялся со всеми вместе.16января.
Всем взводом, во главе с майором Яковлевым, мы отправились к местному фотографу-инвалиду, и он на улице, около своего дома, сделал групповой снимок. Память об академических курсах в Боровичах.17 января.
На отделении ЧП – чрезвычайное происшествие. Перед строем всего личного состава слушателей совершалась церемония разжалования одного из офицеров параллельной роты. Вина его состояла в том, что под Новый год откусил нос начальнику комендантского патруля.Наш слушатель мирно брел в новогоднюю ночь из гостей к себе в казарму. Но путь ему преградил комендантский патруль, который, как и везде, «имеет зуб» на представителей воинских частей гарнизона. Патрульные схватили нашего слушателя, скрутили ему руки и начали бить, благо их было числом поболее. Слушатель как-то изловчился и вцепился зубами в нос начальника патруля. И каким-то образом откусил его. Состоялся суд, вынесший приговор: «Разжаловать в рядовые и отправить с маршевой ротой на фронт». В последнем слове подсудимый сказал: «Офицерские погоны вырастут, а вот нос у этой тыловой крысы не вырастет никогда».
Слушатели перестали ходить в одиночку, а завидя комендантский патруль, озорно кричали: «Эй вы, берегите носы!»
20 января.
Наше отделение выводят на месяц в зимние подвижные лагеря. Из Боровичей путь лежит на север через населенные пункты Греблыш, Бабино, Юрино. На тринадцатом километре колонна лыжников сворачивает на Дудино и далее по проселку на Лягково. Перейдя по льду речку Услуку, приняли вправо и расположились лагерем в лесу, километрах в двух восточнее Сушилово. Это места, некогда исхоженные знаменитым детским писателем Виталием Бианки и так поэтически описанные им в своих рассказах и повестях.В высоком еловом лесу, густом и сказочно-прекрасном, сразу же выкопали землянку на взвод, то есть на 26 человек. В плане землянка – удлиненный прямоугольник, в середине прохода три железных печи, а по обе стороны – нары. Крыша землянки бревенчатая, двускатная. Рубили лес, заготовляли плахи, вязали углы – всё сами. Сухостоя на дрова вокруг достаточно, и нет нужды страдать от холода. По замыслу начальства, обстановка предполагаемых учений должна быть предельно приближенной к условиям фронта, разве только без стрельбы.
24января.
К вечеру закончили отделку блиндажа. В печурках запылал веселый огонь, кипели котелки с чаем. А мы лежим на лапнике, покрытом сверху плащ-палатками, одеялами, – лежим и болтаем. И время идет.Пришла почта, и я получил заказную бандероль, а в ней фото Тани в гриме Катарины из оперы Василенко «Суворов». Товарищи рассматривают фото и никак не могут взять в толк, почему у моей сестры и вдруг такой странный и экзотический вид.