На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.

25 января. После завтрака сразу же вышли в лыжный поход по направлению к селу Кончанского: месту ссылки опального фельдмаршала графа Суворова-Рымникского. Путь лежит вдоль русла рек Услуки и Удины, а далее по проселку через Лединку до Кончанское. В общей сложности – это 21 километр на лыжах. По местным понятиям, Кончанское крупное село, вытянувшееся вдоль дороги по холмам над озером Шерегордо. Деревянные, серые от северных ветров дома под снежными шапками, полуразрушенная церковь, в которой опальный фельдмаршал читал «Апостола», пел на клиросе и звонил в колокола. В домике Суворова почта и лишь в одной комнатке убогий музей, открытый совсем недавно – как нам сказали, 25 октября 1942 года. По стенам плакаты, дурные копии с картин, стоят два ружья с кремневыми курками. Музей бедный до чрезвычайности, и все в нем держится энтузиазмом его единственного директора, хранителя, сторожа и рабочего – худосочного и хромого старичка, который трогательно, с пафосом продекламировал нам державинские строки, посвященные опальному фельдмаршалу:

Смотри, как в ясный день, как в буре,
Суворов тверд, велик всегда!
Ступай за ним! – небес в лазури
Еще горит его звезда.

Перед домом бюст полководца, установленный тут в декабре сорокового года по случаю какого-то суворовского юбилея.

Возвращались мы более короткой дорогой через Дурылино, Почерняево, Латево, сократив путь почти на 10 километров. Усталые, но в веселом расположении духа вернулись мы в лагерь. Дневальный поддерживал огонь в печурках, и после холода приятно окунуться в атмосферу жилого тепла нашей землянки.

20 февраля. Воскресенье. Вечером ко мне подошли Лапин, Абакумов, Кузнецов и Арсеньев. Заговорил Лапин мягко и певуче:

– Слушай-ка, Андрюша, ты не хочешь пойти с нами сегодня?

– Куда же это?

– Куда? В синагогу.

– В синагогу? Что я там не видел? Я же не еврей!

– Пойдем, – не унимался Лапин.

Я понял, что тут какой-то подвох. Абакумов весело и откровенно захохотал, засмеялись и все остальные. «Синагогой» они прозвали одно, по определению Арсеньева, «очень интеллигентное еврейское семейство», эвакуированное из Ленинграда и проживавшее по улице Льва Толстого в доме № 28-А. Я согласился, и мы отправились туда немедленно.

Встретили нас девочки и девушки многочисленного семейства Смоленских: худые, некрасивые, с толстыми курчавыми косами, необыкновенно привлекательные и улыбчивые.

Среди них девятнадцатилетняя Муся Смоленская была удивительно похожа на мою школьную подругу Люсю Смойловскую. Я был просто поражен чисто внешне визуальным сходством и самим созвучием имен. Муся с запозданием кончала десятилетку, и меня попросили помочь ей по черчению и литературе.

24 февраля. Все эти дни вечерами мы регулярно посещаем «синагогу» – радушное и многочисленное семейство Смоленских. Танцуем под патефон, Абакумов и Кузнецов играют в шахматы. А самые младшие виснут на Лапине. Общие разговоры непринужденные, но содержат непременно элементы утонченного остроумия, которое тут ценится, и я, естественно, стараюсь не отставать от других. Каждый из гостей и хозяев, естественно в рамках приличия, может заниматься тем, чем ему заблагорассудится: говорить с тем, с кем он хочет, танцевать или развлекать себя интеллектуально-остроумной беседой.

– Обрати внимание вон на того старика в углу, – шепчет мне на ухо Лапин, – седой такой и глаза навыкате. Это свекр матери всего этого многочисленного семейства. Правда, тут их, кажется, не одна мать, а несколько. Но все равно какой-то из них он свекр. Мы с Николаем Абакумовым прозвали его «раввином».

– Почему раввином? Разве он духовного звания?

– К твоему сведению, Андрюша, – тихо, с укоризной произнес Лапин, – раввин или просто равви – это не священнослужитель, а учитель, руководитель, наставник. Обрати внимание: все тут делают что хотят, все будто вертится в разные стороны. Но это только так кажется. Из своего угла этот старик все видит и все берет на заметку. Кто постарше сами знают границы и рамки поведения, а младших он одним взглядом одергивает.

Тем не менее посещения семьи Смоленских на улице Льва Толстого в последние дни нашего пребывания в Боровичах стали для нас приятным воспоминанием о домашней и семейной обстановке, по которой мы так тосковали в условиях фронта и казармы.

26 февраля. Торжественный парад. Офицерские роты с утра выведены на площадь имени Первого мая. Я в ассистентах у знаменосца. Парад принимает генерал Сухомлин, командует парадом полковник Ходакевич.

– Р-р-равняйсь! – раздается его по-кавалерийски протяжная команда. – Сми-и-ирна! К торжественному ма-а-аршу, одного линейного дистанция.

Малые барабаны россыпной дробью отбивают восемь тактов.