На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.

– Что значит доверять?! Разве им не доверяли, когда они воевали в тылу? – В тоне майора чувствовались назидательные нотки. – Но доверие не может переходить в попустительство. Существует закон: часть выходит на переформирование в тыл, и никто не имеет права разгуливать с боевым оружием как ему вздумается. Так почему же для них исключение?

– Согласен, – говорит пожилой капитан, – но эта проверка органами?! Это же так унизительно.

– Ты бы, капитан, не особенно распинался на этот счет, – послышался голос человека, лежавшего в тени, – война есть война.

– Но война не предусматривает допроса по подозрению, без предъявления фактического обвинения! – не унимался капитан.

16 марта. Три дня назад, 13 марта, нам с Леонтьевым выдали направление в 1-й батальон 38-го ОПРОСФ, расквартированный в деревне Домкино где-то под Лугой. Три дня мы добирались до Луги. Около ста километров пути пришлось преодолевать самыми различными способами передвижения – на поезде, пешком и на машинах.

Железные дороги искалечены, рельсы взорваны через каждые пять метров магнитными минами. Шпалы выворочены гигантским «зубом», который тащит за собою паровоз. Пути восстанавливают строительные батальоны, саперы и железнодорожные бригады, набранные в основном из женщин. Поезда ходят нерегулярно. На эшелоны сажают неохотно. Какой-то из перегонов ехали в кабине машиниста прямо на паровозе.

Погода стоит ранневесенняя, мартовская: снег наводопелый, на дорогах слякоть, наледи, огромные водомоины и лужи. Деревни в придорожной полосе выжжены. Торчат лишь остовы обгорелых труб да кучи обгоревшего мусора и битого кирпича. Зрелище, одно слово, кошмарное. Такое нужно только видеть. Люди живут и ютятся в убогих землянках, куда более примитивных и менее удобных, нежели некоторые из наших фронтовых блиндажей. Ни скотины, ни птицы у них нет, и чем они питаются, неизвестно. Денег у них тоже нет, и на какие средства они живут, представить себе невозможно. Какая-то женщина – худая, изможденная – готовила из гнилой прошлогодней картошки малопригодную в пищу похлебку. Иногда приходилось отдавать кое-что из продуктов нашего небогатого сухого пайка. Ночевать негде: устраиваемся кое-как в пустующих, брошенных блиндажах. В них сыро, на полу полно воды, а печей, естественно, нет. Собираем обгорелые доски, отсыревший валежник и разводим костер. Проку от такого костра мало, иногда удавалось вскипятить котелок воды. Худо бывало, когда в пути заставал снег – сырой, крупными хлопьями мартовский снег.

К вечеру 16 марта добрались мы до деревни Домкино, что в шестнадцати километрах за Лугой. Едва разыскали кого-то из начальства, как узнали, что офицерский батальон переведен за пять километров в деревню Новые Середки. Идти более нет сил, да и вряд ли в темноте мы найдем дорогу. Заночевали прямо на полу в сенях какого-то дома.

17 марта. Поутру прибыли мы в Новые Середки. Доложились по начальству и были определены на постой в крепкую, добротную избу к хозяйке, которую звали Мавра Кузминична. «Покуда ждем представителя, – пишу я домой, – живем в деревне – она чудом уцелела. Говорят, что группа немецких факельщиков была вовремя ликвидирована нашими войсками. Я чувствую себя превосходно, продуктов хватает. Готовит нам старушка-хозяйка».

Окончив писать, я встал и прошелся по избе. Отворилась дверь, и появился Леонтьев с охапкой дров. Мавра Кузминична возилась с горшками у печки.

– Многомилостив Господь. Ох, многомилостив, – причитала старая, – не допустил. Пощадил. Все изверги вычистили, все снесли треклятые. А вот избу, вишь, спалить не смогли. А кругом-то, кругом, смотри, чё деется. Все дотла. Все дотла. Изверги-аспиды.

Лицо у Мавры Кузминичны стало высохшей, почерневшей маской, задубелой и застывшей от слез и горя, изрытой, словно окопами, глубокими и крупными морщинами.

19 марта. В Новую Середку прибыл представитель отдела кадров 54-й армии, и нас с Леонтьевым вызвали в штаб за получением направления. Нам обоим предписано 22 марта сего года явиться в деревню Ядреево Порховского района, где расквартирован резерв офицерского состава 54-й армии.

Распростившись с Маврой Кузминичной и получив от нее благословение, двинулись мы с Леонтьевым в путь-дорогу по шоссе Луга – Псков в надежде воспользоваться попутной машиной. Есть предписание в кармане, но выбирать путь и средства передвижения каждый волен сам, как ему вздумается. Останавливать машины на дорогах помогали девушки-регулировщицы, чьи контрольно-пропускные пункты – КПП – размещались обычно на перекрестках или же на определенных участках дорог. На КПП у станции Смерди мы обратились к девушкам за содействием. Вскоре появилась машина, и шофер, разбитной парень, подмигнув дежурной, сказал, что может подбросить нас до Феофиловой Пустыни. Подпрыгивая на ухабах, объезжая лужи, летел старенький газик по израненному шоссе с предельной для него скоростью. То и дело приходилось нам хвататься за борт, друг за друга, за ящики, на которых сидели. Наконец, машина затормозила и стала на обочине.