На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.

– Амба, лейтенанты, далее нам не по пути! – крикнул шофер.

– Будь здоров! – крикнули мы в ответ, соскакивая на землю.

– Счастливо! – и, помахав рукой, рванул свою полуторку и вскоре исчез из виду.

К ночи добрались мы до богатого села Велени. Кто были хозяева того дома, где мы остановились, мы так и не поинтересовались. Лично меня поразили стены комнат, оклеенных газетой «Доброволец», органом Русской освободительной армии генерала Власова. Мы с Леонтьевым рассматриваем эти уникальнейшие экземпляры «средств массовой агитации противника». Вот крупный портрет солдата на первой полосе под заголовком. Типичная российская морда с мощными скулами и хмурым взглядом. На голове – стальной тевтонский шлем, над правым карманом эмблема вермахта. А вот и другая фотография: казачья сотня – форма немецкая с лампасами при башлыках и кубанках. В статьях изложение политической программы генерала Власова – «освобождение Родины от деспотизма грузинского хана». Карикатуры на Сталина, Молотова, Черчилля и Рузвельта.

Ночью случился пожар. Проснулись от звука набата и людского гомона. По стенам мечутся красно-оранжевые отсветы. Выходим во двор. В полукилометре от нас факелом пылает дом. Горит, словно спичечный коробок. Гигантский костер устремился ввысь, искры и головни летят на сотню метров в округе. К пожару приблизиться невозможно, не то что тушить. Люди заняты исключительно сохранением, сколь возможно, окружающих домов, сараев и прочих строений. Мы стоим молча и с ужасом смотрим на разбушевавшуюся стихию огня. Погода тихая, безветренная, и пламя фантастической свечой уходит в черное небо. Рядом стоит дед, старый, с длинной седой бородой, без шапки, с иконой Святителя Николая в руках. Древний, потемневший лик Святителя будто в строгом гневе созерцал происходящее из-под сияющего в отблесках огня металлического венчика нимба. Взгляд старика прикован к пожару, уста его беззвучно творят молитву, и весь его облик свидетельствует о полной самоотрешенности, о внутреннем созерцании явления величайшего Гнева Божия.

Остаток ночи прошел беспокойно. На улице шум и беготня, крики, ругань, куда-то что-то перетаскивают, перевозят. И лишь забрезжил рассвет, мы с Леонтьевым отправились в путь, как нам объяснили: сперва на «восход», а потом-то уж и на «полдень».

– Далеко ли нам на «восход»-то идти? – спрашиваем у местного деда.

– Так ведь этта, к вечеру, поди, дойдете.

– Ну а до Ядреева-то сколько верст будет?

– Верст-то? Да кто ж их мерил-то? Много, стало быть, верст будет. А к вечеру-то, поди, дойдете.

20 марта. Покинув село Велени, мы оказались в стороне от фронтовой трассы. Идем все какими-то проселками и малохожеными тропами. Места пустынные, и деревни здесь крайне редки. По сторонам дороги густой заснеженный лес. Сколько прошли километров, неведомо. Поражает безлюдье, тишина и особенный «девственный» покой.

Неожиданно наталкиваемся на лесной завал. Спиленные стволы, чуть выше человеческого роста, повалены крест-накрест, в одном направлении, нам навстречу. И полоса завала этого сооружалась, несомненно, под руководством опытного военного инженера. Там, где сквозь лес петляет проселок, завал разобран, а распиленные стволы сложены в стороне. Пройдя сквозь это оборонительное сооружение, мы все дальше и дальше углублялись в неведомый край, не встречая ни единой живой души. Да обитаемые ли вообще эти места? – возникает вопрос. И вдруг позади себя услышали мы тихое пофыркивание и скрип полозьев деревенских саней. Оглянулись. Догоняет нас упитанная рыжая лошаденка, запряженная в розвальни, груженные сеном. А в розвальнях мужик с русою окладистою бородою, обрамлявшей раскрасневшееся сытое и добродушное лицо. Одет мужик в нагольный полушубок, валенки и меховой треух. Стрижен по-крестьянски, в скобку. Мы с Леонтьевым остановились и попятились с дороги, пропуская лошадь с розвальнями и с нескрываемым любопытством рассматривая мужика.

– Тпр-р-р, – мягко осадил мужик свою лошаденку и, обернувшись к нам, стал также с любопытством рассматривать нас.

Кругом война, рассуждаю я сам с собой. Еще утром мы наблюдали следы ужасающих разрушений. А тут перед нами мужик, которого вроде как не коснулась не только война, но и революция.

– Добро здоровьице, – слышу я голос мужика, – этта, стал быть, кто ж вы такие теперь будьте и как, значит, этта величать-то вас?

– Мы командиры Красной армии, а величают нас теперь товарищи офицеры.

– Вон оно как, – протянул мужик и замолчал.

– Далеко ли до Ядреева? – справляемся у мужика.

– До Ядреева-то? А вы сотколь идете-то?

– С Феофиловой Пустыни, через Велени.

– Этта вы крюка дали. Ну дак, шта таперича говорить-то. Заночуйте хоша в нашем Киевце. А там, бог даст, с утречка и в путь-дорогу. А за седни нет, не дойдете. Вечереет вон.

– Что же, ночевать так ночевать, – решили мы, – в срок укладываемся, и даже есть в запасе день.

Подсели на воз к мужику. Лошаденка тронула, полозья скрипнули, и сани ходко пошли по укатанной дороге. Часу в шестом прибыли мы в село Киевец.