– Наши оборону немцев прорвали, – поясняет мне Васильев, – перерезали железную дорогу. На той стороне насыпи у них теперь деревня Староселье. Они ее обороняют и в контратаки ходят. А на днях в контратаку какие-то берлинские юнкера ходили. Ребята молодые, рукава засуканы, у всех автоматы МП-40. Обмундирование! – Васильев затаил дыхание, зажмурился, щелкнул языком и вожделенно произнес: – Люкс. Сапоги хромовые, белье шелковое. Сперва они наших потеснили, потом мы их вышибли. Один старшина из пехотных не успел из землянки выскочить, а немцы тут как тут. Он под нары. Три часа там лежал. Потом, как немцев вышибли, он из-под нар вылез. Ничего, икал только сильно с переживания. Юнкеров этих битых теперь лежит – страсть. Только пехота с них и сапоги, и белье поснимала. Они теперь голые всюду валяются. А еще у нас на НП две пушки трофейные были. Когда немецкие танки поперли, так сам командир полка майор Шаблий да командир дивизиона капитан Солопиченко с тех пушек два танка подбили. Капитана Солопиченко, говорят, к ордену за личную отвагу представили.
Разговаривая таким образом, мы дошли до насыпи железной дороги. Всюду наскоро отрытые землянки. Ходят солдаты, связисты с мотками проволоки и телефонного кабеля. «Вот я и на передовой», – пронеслось в мозгу.
– Эй, Юсуп! – кричит Васильев. – Шафигулин! Командир полка где?
– Вон, в землянке, – отвечает молодой, красивый, курносый и скуластый парень со старшинскими погонами на ладной шинели.
Подхожу к указанной землянке. Вход загораживает чья-то фигура, но внизу, в отверстие лаза, я различаю опрятную цигейковую шапку и белый воротник нового полушубка. На плечах аккуратные полевые погоны с майорской звездочкой и артиллерийскими эмблемами. Лица я не вижу, но отчетливо слышу волевой, несколько резковатый голос. Я не знаю, с кем говорил майор Шаблий, но меня поразила строгая логика, с которой командир полка излагал свои мысли. Наконец он освободился. Взял мои документы и, не выходя из блиндажа, стал их читать.
– Почему вы в фуражке, товарищ лейтенант? – спросил он, бросив на меня лишь мимолетный взгляд.
– Не всем же ходить в шубе и ушанке, – выпалил я.
Майор остановил на мне пристальный и колючий взгляд, как бы выжидая, что могу я добавить еще.
– Что у вас на лице? – спросил он, глядя на мои усы и бороду, которые к тому времени успели уже значительно отрасти.
– То, что обычно бывает у мужчины, – ответил я и сам чувствовал, как меня заносит.
Командир полка впился в меня пристальным, испытующим взглядом.
– Должность комбата пять занята, – произнес он, отчеканивая каждое слово, – мы поставили своего человека, – подчеркнул он, – такого, на которого можно положиться!
Я выжидательно молчал.
– Вакантна лишь должность командира взвода управления третьей батареи первого дивизиона. Если не согласны, – как бы между прочим заметил командир полка уже более мягким тоном, – удерживать не станем. Можете отправляться в резерв.
– Вы полагаете, – ответил я, – шлепать в резерв по такой грязи большое удовольствие?
– Меня не интересует чье-либо удовольствие, – услышал я вдруг спокойный, ледяной голос Шаблия, – согласны вы принять взвод управления или нет?!
– Согласен! – ответил я и тут же вспомнил слова полковника Черенцова: «Если они поставят вас на взвод, я не отпущу. Не для того вам дали академическое образование. Вы не только артиллерист, но вы еще и штабной специалист».
– Ваш командир дивизиона капитан Рудь, – долетели до меня наконец слова командира полка, – доложите ему.
Эй, Шафигулин! Проводи товарища лейтенанта в первый дивизион к капитану Рудь.
Шафигулин ведет меня вдоль железнодорожной насыпи. Земля всюду изрыта воронками, скороспелыми блиндажами и траншеями. Солдаты и офицеры все чем-то заняты, что-то делают, куда-то торопятся. Из блиндажей слышны надрывные крики команд и распоряжений по телефону.
– Товарищ капитан, – говорит Шафигулин, обращаясь к человеку в синей кавалерийской венгерке и серой барашковой кубанке, – к вам товарищ лейтенант от командира полка.
Передо мной худощавый, сутулый, немолодой капитан. Взгляд несколько вбок, как бы искоса, взгляд вкрадчивый и пронзительный, как бы въедливо выворачивающий тебя наизнанку. На груди – цейсовский бинокль. На поясе черная кобура трофейного парабеллума.
– Лейтенант Николаев, – докладываю я, – направлен к вам в дивизион на должность командира взвода управления третьей батареи.
– Так, так, значит, к нам в третью батарею? Командиром взвода управления? Так, так! – Наступает тягостная пауза. Капитан Рудь сверлит меня искоса своим пронзительно настороженным взглядом. Ну, так шож, будем работать вместе. Так я говорю? Командир третьей батареи опытный боевой товарищ. Желаю тебе, лейтенант, как у нас говорится, успеха. Елдашбай, – крикнул Рудь, – проводи товарища лейтенанта до комбата Коровина!