На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.

День я посвятил работе над батарейным планшетом. Коровин даже не знал, что это такое. В машине хозуправления я нашел все необходимое: чертежную доску, на которой повар приспособился разделывать американскую колбасу, рулон ватмана, из которого старшина вырезал себе стельки в сапоги, даже готовальню нашел, угломерный круг и линейку с угольником. Все эти точные приборы валялись в чемодане вместе с клещами, гвоздями и чьими-то грязными портянками. Угломерный круг я присвоил себе, раз он тут валяется никому не нужный. Чертежную доску у повара отобрал, и пользоваться ватманом не по назначению запретил. Бумага на планшете была натянута по всем правилам. Сетка Гауса – Крюгера вычерчена тушью в масштабе один к десяти тысячам, а положенный «штамп» написан чертежным шрифтом. Линия переднего края, цели, огневые позиции батарей обозначены цветом с точным указанием их координат до третьего знака.

10 апреля. К концу дня батарейный планшет был закончен. Комбат Коровин, по своей наивности, даже не предполагал, что в таком деле, как стрельба из миномета, могут понадобиться этакие чертежи. Стрелял комбат Коровин на глазок, стрелял неплохо, ну а что при этом перерасход мин случается, так ведь «лес рубят – щепки летят». «Чертеж» Коровину очень понравился, и он с искренним удивлением все повторял:

– Ну надо ж как?! Тебя, что же, учили этому-то где-нито?!

– Учили, – ответил я, – в Боровичах учили. Полгода учили на штабном отделении.

– Ну надо ж как?! – все повторял изумленный Коровин и, наконец, пошел показывать планшет командиру дивизиона.

Капитан Рудь долго рассматривал планшет и тоже восхищался, как сам выразился, «чистотою работы». Затем куда-то с ним ходил. А к вечеру мне было приказано принимать дела начальника разведки дивизиона у лейтенанта Шевченко, моего сверстника, которого переводили на должность командира пятой батареи. Это была для меня новость.

Собрав пожитки, я простился с Коровиным, и комбат сказал мне при расставании:

– Ну, давай, работай. Там, в дивизионе, твое умение боле пригодится. А батареи не забывай. Заходи.

– Зайду, никуда не денусь, – ответил я.

И, пожав руку Коровину, отправился в тылы, где стояли автомашины штаба первого дивизиона.

Своему новому назначению я не удивился. Я знал, я был уверен, что рано или поздно оно последует. И оно последовало довольно-таки быстро. Подходя к месту расположения штаба первого дивизиона, около крытой машины, из печной трубы которой поднимались струйки голубоватого дыма, я заметил невысокого, худого старшего лейтенанта с впалыми щеками и глубоко посаженными глазами.

– Видонов Василий, – отрекомендовался старший лейтенант, – начштаба первого дивизиона.

Поглаживая подбородок, Видонов будто присматривался ко мне, кривя губы в чуть заметной лукавой улыбке. Мы обменялись рукопожатиями.

Когда закончились обычные формальности приема и передачи должности, Видонов сказал мне:

– Начинай с того, что составь разведпланшет всего переднего края обороны противника перед фронтом дивизиона. И вглубину захвати, сколь будет возможно.

– Ясно, – ответил я, – только у меня нет личного оружия. В батарее я нашел какой-то бельгийский револьвер, но к нему только два патрона, а с винтовкой как-то неудобно.

– Да что, у нас наших пистолетов нет, что ли?! Вон, в фургоне. Тебе какой: ТТ или наган?

– Наган, – сказал я. Быть может, вспомнив свою мальчишескую мечту – иметь при себе именно эту систему револьвера.

– Ну и бери на здоровье, – произнес Видонов и пригласил в машину на ужин.

11 апреля. Утром, после завтрака, повесив на ремне кожаную кобуру с наганом и захватив несколько листов ватмана, я отправился на НП.

– Ну как, дела принял? – встретил меня капитан Рудь с какой-то, как мне показалось, подозрительной улыбкой.

– Дела принял, товарищ капитан.

– Тогда вот что: ты теперь давай, значит, это, такой же чертеж сделай. Но в масштабе дивизиона. Понятно? И шоб, понимаешь, все ясно было. Шоб как посмотрел, то сразу же и определил: где, какого возле ориентира, значит, дома там или дерева, какая есть цель.

– Все ясно, товарищ капитан.

Планшета я решил пока не делать. А вознамерился поразить всех, как выражаются «сшибить с ног», панорамой. Из шести половинок ватманского листа, тут же в блиндаже, я склеил длинную полосу, наподобие древнего свитка. Разграфил ее согласно угломерной сетки стереотрубы. А затем, ориентируясь по делениям, нарисовал панораму видимого пейзажа, от одного фланга обороны до другого. Тронуть акварелью этот пейзаж было делом плевым. И прямо по рисунку, красным карандашом, обозначил цели, написав тушью поверху их кодовое наименование и соответствующие координаты. Когда-то, в Боровичах, подобным «экспонатом» я вызвал восхищение полковника Арзуманова и недоумение Потапова, который тогда никак не мог понять, для чего нужно «портить хорошо нарисованный пейзаж» какими-то красными «каракулями и иероглифами». Увидав творение моих рук, капитан Рудь вначале онемел, а затем пришел в состояние восторга.