Покинув город по утренней прохладе, мы совершаем десятикилометровый бросок вдоль шоссе в северо-западном направлении. Затем – крутой поворот, и арьергард занимает «рубеж обороны» на опушке леса, «прикрывая отход» главных сил «белой» стороны. Я лежу под кустом в наскоро отрытом окопчике со скаткой через плечо, с боевой винтовкой, в магазине которой обойма холостых патронов. Жара нестерпимая, а смотреть приходится прямо против света – в южном направлении. Нагретый воздух вибрирует маревом, и в этом мареве дрожит и сверкает листва, причудливо искрясь размытыми очертаниями. Плавают и колеблются в воздухе синеющие дали лесов. Глаза ломит от напряжения, от резких световых бликов, от ощущения максимального «подобия» боевой обстановки. В груди что-то ноет, щемит, подсасывает. Хочется есть, и я мечтаю о сухарях. Завтракали мы плотно: мясная лапша, хлеб с маслом, сладкий чай. В вещевом мешке НЗ – 350 грамм сухарей, 75 грамм соленой рыбы, 35 грамм сахара. Но то НЗ – неприкосновенный запас, трогать который строжайше запрещено.
Появляется «противник». Я знаю: мы играем, но играем, как говорят, «по-всамделишнему». Я знаю: «противник» – это наши же курсанты «наступающей» стороны с красными бумажными кокардами на пилотках. Эмоционально же я воспринимаю их, как подлинного противника. Сердце учащенно бьется, глаз «берет на мушку», рука нервно ловит спусковой крючок. Выстрел. Сверкнуло пламя, перед глазами поплыл голубой дымок, ударило в плечо, запахло гарью. Передергиваю рукоятку затвора. Еще выстрел. Еще. Машинально подбираю гильзы – за них строгая отчетность. В цепях «противника» замешательство – цепи залегли и началась беспорядочная пальба в мою сторону… Я поспешно отползаю – нужно оповестить «своих»… и не попасть в «плен». В «плен», однако, попал у нас Николай Морозов, заснувший в кустах невдалеке от меня.
Не обошлось дело и без анекдотов. Когда «красные» окружили одного из наших повозочных с «транспортом боеприпасов» и заявили, что он в «плену», тот, схватив деревянную болванку мины, стал так ею орудовать, что, не подоспей посредник, он наверняка проломил бы кому-нибудь голову. Начальник училища подполковник Самойлов, улыбаясь, заметил, что такая «самооборона», похвальная в принципе, не отвечает правилам военно-тактических игр.
Но оригинальней всех на этих учениях отличился наш несравненный Анатолий Гунченко. Во взводе за ним был закреплен ручной пулемет системы Дегтярева, который он и обязан чистить и носить на занятиях. Пулемет значительно тяжелее винтовки – это Гуна явно не устраивало. Засунув в пустой чехол деревянную корягу и оставив пулемет в казарме, Толька Гун отправился на учения… Командование «белых» отдает приказ: «Пулеметным огнем прикрыть отход арьергарда». Пулеметный расчет выдвигается на боевую позицию, а вместо пулемета – деревянная коряга. Посредник объявляет, что «арьергард белых» уничтожен на семьдесят процентов. Капитан Краснобаев был так взбешен, что мы стали серьезно опасаться за судьбу нашего Гуна. Но Краснобаев остыл и сам после от души смеялся над этим анекдотичным случаем.
Согласно диспозиции учений, «белые» проводят «эвакуацию» в северо-западном направлении через лес. Затем, повернув на восток и форсировав речку, двигаются вдоль опушки леса в юго-восточном направлении до переправы у села Бобровниково. Разведгруппу боевого охранения колонны «войск белых», состоящую из нашего взвода, возглавляет лейтенант Синенко. Идя на значительном расстоянии от основной массы, мы украдкой собираем ягоды и утоляем жажду из многочисленных лесных ручейков. Пройдено порядка 18 километров. И вот долгожданный привал. Набегавшись, я уснул. Винтовка лежала рядом, и лейтенант приказал ее спрятать, а сам тихо так, чтобы не испугать, разбудил меня. Вскакиваю – винтовки нет. Синенко улыбается, но говорит, что не видел. Что делать? Признаю свою вину, свой промах, каюсь и получаю назад винтовку, не без соответствующего назидания.
– Подъем! – раздается команда. – Шагомарш!