На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.

Отправляли нас вечером. Четыре теплушки наши прицепили к очередному эшелону, идущему на Москву.

6 февраля. Вологда. Здесь наши вагоны отцепили и стали формировать небольшой специальный состав из десяти вагонов. Что было в тех вагонах, неизвестно. Да нас это и не интересовало.

7 февраля. Покидаем Вологду. Погода портится, наступает время «февральских кривых дорог». Метели такие, что иногда случается стоять в пути из-за заносов. В вагонах тепло и относительно свободно. На железных печурках парим горох и готовим гречневую кашу.

8 февраля. Прибыли в Череповец. Свободно торгуют водкой. Наши, естественно, перепились. «Страшно и жутко смотреть на скопище пьяных людей, потерявших разум и человеческий облик», – записал я в тот день. Идет отчаянная «резня в очко». Проигрывают друг другу не только подъемные, но и обмундирование, и белье.

– Что делать, – говорит, вздыхая, Симорин, – человек таким образом порой снимает накопившиеся нервные и психические перегрузки.

Самыми азартными и страстными картежниками оказались Костя Бочаров и Артюх. Артюх играл сосредоточенно, профессионально метал карты, забывая обо всем. На одной из остановок он вышел проветриться и сел в чужой эшелон, который и увез его в сторону Тихвина. Вернулся Артюх лишь через сутки. Упившиеся ребята из бывших московских школьников, заводилой среди которых был Витька Денисов, – стали вспоминать обиды и притеснения, чинимые в прошлом старшиной роты Шведовым. Завязалась потасовка, и Шведова вытолкнули в открытую дверь вагона на полном ходу поезда. К счастью, на насыпи был глубокий снег и Шведов отделался только испугом. На очередной стоянке он догнал нас по шпалам. Протрезвевшие ребята присмирели и, что греха таить, откровенно обрадовались счастливому возвращению нашего бывшего старшины.

11 февраля. Эшелон наш – всего из девяти вагонов – целые сутки стоял на станции Бабаево. День серый, пасмурный. Серые деревянные дома, голые деревья и кусты. Все под снегом, и все серое. У станции базар и барахолка, как и в Няндоме, тут ничего не продают, а всё только меняют. У коновязи пара низкорослых, тощих и грязных лошаденок с розвальнями, по снегу разметаны клоки сена и соломы. В небе тучи ворон. Старуха в латаной телогрейке и огромных валенках предлагает медный, плоский солдатский котелок с двуглавым орлом на клейме. Старуха просит за котелок четвертинку хлеба. Я дал старухе четвертинку буханки и получил посудину времен Скобелевских походов.

12 февраля. Проехали Чагоду и обедали на станции Хвойная. Здесь дислоцируются крупные путевые склады. По аттестату нас отоварили сухим пайком на трое суток и одноразовым горячим обедом. Грязная столовая размещается в наскоро сколоченном бараке при станции. Кормят мутным, перекипевшим супом и подгоревшей кашей с куском американской колбасы. И тем не менее это все-таки обед, а не сухой концентрат, едва прокипяченный на железной печке в теплушке.

13 февраля. Станция Неболчи. Военный комендант сообщает, что ехать предстоит до станции Тальцы, где в деревне того же названия и размещается резерв командного состава Волховского фронта.

Отсюда разойдутся наши фронтовые пути-дороги. Большая партия уходит на Ленинградский фронт через Волхов вдоль Ладоги по наскоро проложенной железнодорожной ветке. Уходят Вася Жидков, Витька Чеканов, Матвей Падалка, Виктор Федотов и близорукий коротышка Перфильев.