Мы с Липатовым молчали. Солдаты нас не замечали, не обращали на нас ни малейшего внимания. Между тем было очевидно, – разговор их рассчитан был на нас. Из землянки высунулась фигура старшего лейтенанта. Он бросил в нашу сторону угрюмо неприветливый взгляд и крикнул:
– Шарапов, где Вардарьян?
– У пехотных, – лениво ответил Шарапов – тот самый, кто только что рассуждал о наших красных шевронах с золотыми галунами.
– Позови, – резко приказал старший лейтенант и на полусогнутых ногах юркнул обратно в землянку.
«Что происходит? – рассуждал я сам с собой. – Да, мы впервые тут, на передовой. Да, нам трудно, непривычно и тяжко. Да, вчера у нас дрожали ноги, пересохло в глотке, не легче нам и сегодня. А разве у вас все было иначе?! Или вы уже успели забыть, как сами вы впервые попали на фронт, на передовую?! Откуда такое презрение и ерничество?»
По тропе в нашем направлении идут Шарапов и офицер в новом, белом полушубке. На Шарапове телогрейка, ватные штаны, высоко под колени затянутые обмотками. Ноги у Шарапова тонкие, кривые, а на ногах узконосые немецкие ботинки на высоком каблуке, отчего кажется, будто Шарапов ходит вприпрыжку, сильно сутулясь и отчаянно размахивая руками. Лицо у Шарапова худое, острое и «себе на уме». Грязная солдатская шапка лихо надета набекрень, на одно ухо. Что-то карикатурное есть в его облике.
Офицер в новом полушубке выглядит крепким, молодым и здоровым парнем с типично армянской физиономией: большим, мясистым и горбатым носом, полными губами, большими, навыкате черными глазами и небольшими черными усиками. Из-под комсоставской цигейковой шапки выбивается копна черных вьющихся волос. Офицер идет слегка косолапой походкой. На ногах валенки с подвернутыми голенищами. На поясе болтается наган со странной алюминиевой цепочкой наподобие бус.
– Вы прибыли сегодня ночью? – обратился к нам офицер и, улыбнувшись, отрекомендовался: – Лейтенант Вардарьян.
Мы поочередно назвали себя и обменялись рукопожатиями. Шарапов беззастенчиво рассматривал нас. Рассматривал так, словно собирался покупать и прикидывал – сколько мы можем стоить?!
– Пажаласта, захаадытэ, – сказал Вардарьян с сильным акцентом и пригласил нас в землянку.
Старший лейтенант сидел в своем углу на топчане и был явно чем-то недоволен. Перед ним наши бумаги, которые он раздраженно перебирает.
– Николаев кто? – спросил старший лейтенант, не поздоровавшись, не называя себя и даже не представившись.
– Я Николаев.
Старший лейтенант посмотрел на меня и перевел взгляд на Федю.
– А вы – Липатов?
– Да.
– Ну и что мне с вами делать?
– Вам, очевидно, виднее, – ответил я.
– Шарапов, – крикнул старший лейтенант, – Спиридонов!
– Тут я, однако, – отозвался голос с нар.
– Сержант Шарапов – командир первого орудия, сержант Спиридонов – командир второго. Лейтенант
Николаев примет огневой взвод у лейтенанта Вардарьяна. Сержанты ознакомят вас с положением дел в расчетах. Лейтенант Вардарьян, назначаю вас страшим на батарее, своим заместителем. Введите в курс дела новоприбывших командиров. Что касается вас, лейтенант Липатов, то для вас у меня нет ни взвода, ни минометов.
По тону и интонациям, с какими были сказаны последние слова, можно было понять, что официальная часть знакомства окончена, и мы с Липатовым вышли из землянки на воздух.
– Сынок, – услышали мы окрик старшего лейтенанта, выходившего вслед за нами из землянки и на ходу надевавшего полушубок, – бери автомат, пошли. Вардарьян, я к комбату.
Оправив ремень, старший лейтенант – теперь мы уже знали, что это командир минометной роты Федоров, – трусцой пробирался по тропинке. За ним следом поспевал его ординарец Сынок с автоматом, молоденький солдат, совсем еще мальчишка.
С уходом Старшого, тут так все за глаза звали командира роты, атмосфера напряженности несколько ослабла. Уже знакомый нам старшина пригласил нас подойти к тому самому столу, за которым несколько раньше сидел Федоров, только с противоположной стороны. Старшина приветливо улыбался и певуче по-вологодски окал:
– Как же это так-то, товарищи лейтенанты, вы-дак налегке-то так? – Старшина смотрел на нас поверх очков в стальной оправе, подвязанной вместо дужек веревочкой. – У вас-дак и суконного-то обмундирования не числится. Без телогреек-то да без ватных брюк-то плохо-дак. А жилеток-то меховых теперь и не получить-дак. Вот беда дак беда. Ну дак что-нито придумаем.
Вардарьян о чем-то шептался с Шараповым и после некоторой паузы обратился к нам:
– Сержант Шарапов проводит вас на огневую, покажет минометы, проводит на передний край, ознакомит с секторами обстрела.
– Скажите, – обратился я к Вардарьяну, – действительно ли так рискованно появляться на передовой с нашими нарукавными шевронами, как тут недавно заметил на этот счет сержант Шарапов?
– Не знаю, – ответил Вардарьян, – у нас тут такие шевроны не носят. А чтобы не выделяться, можете их спороть. Шарапов вам поможет.
– Пусть спарывает, – сказал я и подставил рукав шинели.