По правилам, я был обязан осмотреть: нет ли документов. Я не сделал этого. Не потому, что брезговал или боялся. Я мог бы вызвать погребальную команду. У меня не хватило сил нарушить этот покой – покой самой Смерти, – покой, в котором ощущалось уже нечто потустороннее, мистическое и сакральное. Земля сама, без услуг погребальной команды, сама примет его в свое Лоно. И, с комком в горле, таинственное чувство победило во мне. Оно прошептало:
– Вечная тебе Память, Солдат, на поле брани убиенный!
Рассматривая в бинокль территорию противника, я видел там обилие накопанной земли, словно кроты наковыряли там бугорками и змейками. Казалось бы, садись, бери планшет, теодолит, буссоль и привязывай все это по системе Гаусса – Крюгера. Только вот что там истинное, а что – ложное?! Ведь при такой великолепной видимости с обеих сторон задача командования должна сводиться, прежде всего, к дезинформации противника, к созданию ложной видимости просматриваемой обороны. Так, одни траншеи были по колено, и в них ставили в различных позах чучела – шинели с убитых, набитые сухой травою. Подлинные траншеи полного профиля перекрывали брустверами и маскировали дерниной или ветками. На ложных огневых ставили макеты минометов из дерева; выкрашенные зеленой краской издали они имели достаточно правдоподобный вид. И мы, и немцы путаем следы. И всем нам нужно разбираться в этой путанице. От нас требуется выявление подлинных целей и реальных объектов обороны противника.
Полуденное солнце нестерпимо жгло. Я сидел в тени. Солдаты, разомлевшие от жары, лежали на сухих космах прошлогодней травы и смолили махорку.
– Лейтенант Николаев – он у нас опытный разведчик. Он проведет вас в самые опасные места на переднем крае, покажет вам немцев.
Корреспондент смотрел на нас с восторгом.
«Вот дурак, – пронеслось в мозгу, – мальчишка».
– Теперь, – сказал довольный Вардарьян, обращаясь к корреспонденту, – ознакомься, пажаласта, с картой. Тут все очень харошо нарисовано, да.
И, заняв гостя цветной схемой, Вардарьян стал шептать мне на ухо тоном заговорщика:
– Слушай! Проведи его по траншее, где грязи побольше. А то чистый очень, да. Покажи фрицев, покажи, как стреляем, покажи НП. Больше трех мин я тебе не дам. Понял, да! – Хитро подмигнув, Вардарьян обратился к корреспонденту: – Ну как, лейтенант, готов? Желаем успеха. А ты, Андрей, береги прессу.
Мы пошли. Выполняя наказ Вардарьяна, я вел нашего гостя путаным лабиринтом ходов сообщений, прикрытых сверху маскировочными сетями и плетенками из веток. Как и вчера, день выдался сухой и жаркий. Солдаты, работавшие наверху, разморенные жарой, лежат на брустверах с тыльной стороны и с недоумением и интересом смотрят на нас. В траншеях сыро. Местами под ногами хлюпает глинистая жижа, не успевшая просохнуть. Мы идем настороженно, пригибаясь и прислушиваясь к внешним звукам. Тут я играю в «проводника по опасным местам». Физиономия корреспондента взмокла и покрылась красными пятнами. Фуражку он по совету Вардарьяна оставил и получил взамен стальную каску. Без амортизатора она не сидела у него на голове, а все куда-то съезжала набок. Вид у представителя прессы был более чем жалкий – на нем все болталось и гремело: каска, автомат, противогаз, полевая сумка. Всем этим он натыкался и цеплялся о стены и обшивку траншей. Пот лил с него градом, когда наконец мы добрались до передового НП батареи. Дежурил Степанов, и Вардарьян уже успел его обо всем предупредить по телефону.