Две минуты спустя я оставляю его одного, чтобы позвонить Леане. И попадаю на автоответчик. Ненавижу автоответчики. Я всегда оставляю слишком затянутые и абсолютно бессмысленные сообщения. Я кладу трубку и тут же перезваниваю, надеясь, что она ответит. Но нет. Обмирая в душе, я готовлюсь снова услышать автоответчик. Наконец звучит сигнал, объявляющий о начале записи.
— Леана, это Поль.
Сосредоточься.
— Я хотел бы извиниться за сегодняшнее утро. Ты пришла не вовремя, я хотел побыть один. Моя асоциальность, помнишь? Наверное, дело в жизни в общаге: я думал, что справлюсь, но вокруг все время люди, каждый божий день…
Да что я несу? Я же пересказываю ей статью из блога, которую прочел на каникулах.
— Но я не это хотел сказать. В общем, я просто люблю быть с тобой вдвоем, мне так намного проще.
Ну хотя бы это правда.
— Я свинья, я знаю. Но я уезжаю сегодня вечером, и я переживаю из-за того, что вот так оттолкнул тебя. Мне очень жаль, я клянусь заслужить твое прощение. Я бы очень хотел увидеть тебя! Я буду ждать тебя в парке в шестнадцать ноль-ноль. Посидим в твоем любимом кафе перед моим отъездом.
И замолкаю ненадолго, прежде чем договорить:
— Если ты, конечно, придешь…
Потом я принимаюсь собирать свой огромный рюкзак, в который бросаю как попало вещи на случай, если мне вдруг почему-либо придется его открыть. Я продумал прикрытие до мелочей. Леана должна убедиться, что я возвращаюсь в общежитие.
Я выхожу, в спешке забыв причесаться. Поэтому я раздраженно пытаюсь привести свою прическу в порядок перед зеркалом в лифте, а потом включаю в наушниках «I knew you were trouble» Тейлор Свифт. Снаружи моросит какой-то липкий от выхлопных газов, мелкий и холодный дождик и свистит налетающий порывами ветер. Я, дрожа, поднимаю воротник кожаной куртки.
Что я буду делать, если Леана не придет? Я спешу выбросить эту мысль из головы: от нее так тоскливо сжимается сердце, что становится трудно дышать. Она придет. Но я должен сделать все, чтобы она простила меня. Я останавливаюсь у цветочного — закрыто. В смысле закрыто? Серьезно? Рольставни всех магазинов на улице, кроме винно-водочного, опущены. Я бросаюсь туда, но Леана вряд ли придет в восторг от бутылки красного или порножурналов. И я с горя покупаю лотерейный билет.
Это такая дичь: «Держи, Леана, вот тебе лотерейный билет, чтобы ты забыла о том, что я повел себя как мудак этим утром!»
Я прихожу в парк аж за десять минут до назначенного времени. Но сколько бы я ни оглядывался, я не нахожу ни одного цветочка. Зеленеют по-прежнему только кусты. В увядшей траве не осталось даже маргариток. Вокруг только опавшие листья — крупные, красивые, огненные… Как-то раз Леана сказала, что обожает осень. Я торопливо собираю небольшой букетик из экземпляров посуше и сжимаю его в кулаке.
Когда она входит в парк, мое сердце пытается выпрыгнуть из груди. Ее великолепные волосы спадают на укрытые зеленым шерстяным пальто плечи. В джинсах и черных сапогах до колена она похожа на картинку из модного журнала. А я встречаю ее в старых рваных штанах и со взлохмаченными волосами. И в этот момент меня так захлестывает волной стыда, что я горблюсь в своей кожанке и прячу букетик за спину. Я разглядываю ее лицо, пытаясь понять, что оно выражает: на нем нет ни улыбки, ни недовольной гримасы, это просто фасад, излучающий спокойствие и уверенность в себе. Анна София уже рассказала ей правду? Я решаю заговорить первым.
— Ты пришла.
— Как видишь.
Я закусываю губу.
— Мне стыдно за это утро, ладно?
— Я знаю. Что ты от меня прячешь?
Этот вопрос выбивает меня из колеи. Я успеваю подумать о своей тайне, прежде чем понимаю, что она имеет в виду то, что у меня за спиной. Я заливаюсь краской до самых ушей и смущенно показываю ей опавшие листья.
— Все цветочные позакрывались. Я хотел подарить тебе розу, но не смог…
— Странно, но мило.
— Ты же любишь осень.
Она забирает у меня из рук букетик из листьев, и я замечаю улыбку, наметившуюся в уголках ее губ. Я протягиваю ей лотерейный билет.
— И еще вот.
Она начинает смеяться.
— Какой же ты чокнутый!
И из ее уст это звучит как комплимент.
Глава 34
Помириться с Леаной оказалось проще, чем я думал. Она упрекнула меня в том, что я отмалчиваюсь, что я то ли слишком скрытен, то ли все время ухожу в глухую оборону — да что вы такое говорите. Так что я пообещал ей больше ничего не скрывать и говорить с ней обо всем, что у меня на душе. Это было легко, это было само собой, я просто говорил ей то, что она хотела услышать, но я не смогу сдержать свои обещания. Я соврал. Как врал все время с тех пор, как мы начали встречаться. Я начинаю сомневаться в том, что смогу продержаться до лета, но и признаваться ей во всем еще слишком рано.