На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан

В заключении этого длинного послания он говорит: «пока всё клином сходится для нас на успехе моего изобретения… Я почти не сомневаюсь в результате последнего опыта, которого одного еще только недостает. Сегодня Калачев свел меня с господином, который, кажется, не отчаивается достать необходимые средства для этого дела. Он показался мне совершенным шалопаем; но, говорят, это именно и нужно, и есть основание предполагать, что и всякий делец на его месте показался бы мне точно таким. Скорее бы пройти через этот непривлекательный искус; а если опыт удастся, то дело постоит за себя и без дельцов. А тогда?.. Да ближайшим образом тогда придется устраивать целый завод. В нашем исключительном положении о лучшей участи едва ли позволительно и мечтать, тем более, что ведь мы и устраиваемся здесь не на век. — А пока?.. Да вот вчера представлялось превыгодное занятие: в оптовой распродаже химических продуктов выдавать анилиновые препараты за целебные или невинные снадобья… Будущий мой патрон, добродетельный семьянин, знал, что у меня жена и дочь брошены на произвол судьбы, и пустился даже в лирические излияния. Мой отказ, кажется, не шутя оскорбил его нравственное чувство: при всей бросающейся в глаза парижской игривости и разврате, сантиментальность процветает здесь так, как я и не ожидал».

XIII

В назначенный день и час Чебоксарский позвонил, как было указано, у дверей хорошенького домика в одной из бойких Avenue Елисейских Полей. Парижская природа, как и Михнеев, считала этот час, должно быть, очень ранним. Туман и не думал еще подниматься, и только прямо над головою светлело что-то похожее на небо и обещавшее ясный осенний день. Мостовая была покрыта клейкою, темною грязью. Обнаженные деревья уныло торчали по сторонам.

Ему отворила смазливая горничная, одетая как оперная субретка.

Виктор Семенович явился в сером шелковом утреннем наряде с голубыми шнурками и кантами.

— Видите, — и в Париже остался всё тою же русскою свиньею: одиннадцать било, а я еще не чесан и не умыт. Однако, порадую вас доброю вестью: дело ваше налаживается… Погодите, подробности расскажу за завтраком.

Он пошел приводить в порядок свой туалет, попросив Чебоксарского подождать его в приемной комнате, где было почти темно от тяжелых занавесей на окнах. Картины не только на стенах висели в большом количестве, но даже стояли на стульях и просто на полу. Мебели было немного, но всё резная, массивная, старая. Чебоксарский, хоть и не знаток, понял, однако же, что каждый стул или иной предмет, которому он не умел найти даже подходящего названия, представлял собою антикварскую редкость и должен был стоить больших денег. На столе из флорентийской мозаики, с ножкою из черного дерева, лежало несколько порнографических журналов, с рисунками и без рисунков, и новый номер «Фигаро». Тут же, в японской бамбуковой сигарочнице на подножке из слоновой кости, стояли сигары, а подле — пепельница, просто выдолбленная в большом обрубке малахита, необделанного и неполированного. Хозяин вышел в том же утреннем наряде, но причесанный и умытый, с большим ключом в руках.

— Вы что предпочитаете, бургонское или бордо?

— А какая между ними разница?

Михнеев подумал про себя: «Таких я еще не видал, Многие, пожалуй, будут пить, причмокивая, всякую дрянь, если им сказать, что это Chambertin[90] или Эрмитаж, но чтоб так прямо и говорил!»…

— Да вы, может быть, белое вино предпочитаете?

— Мне ни есть, ни пить совсем не хочется… Пожалуйста, не беспокойтесь…

— Что-нибудь же перекусите с нами. Я только на погреб схожу…

В столовой даже Чебоксарскому бросилась в глаза одна из картин, изображавшая открытых устриц и разрезанный лимон, но изображавшая эти не эстетические предметы с таким мастерством, что невольно текли слюни. Тут же оказался какой-то очень прилично одетый француз, на которого ни хозяин, ни гость не обратили никакого внимания, как будто он тоже был картина или мебель. Это, впрочем, не мешало ему есть и пить за двоих.

— Ну-с, теперь поговорим обстоятельно, — начал Виктор Семенович, намазывая на кусочек хлеба паштет из гусиной печенки. — Проект ваш нашли серьезным и достаточно разработанным, так что прежде всего надо будет похлопотать о патенте, но это только формальность и устроится очень легко. Также по ученой части необходимо будет некоторые демарши сделать… Для всего этого у меня есть особа, с которою вам надо будет увидаться поскорее. А главное: за ваше дело берется Фонтен де-Бюсси.

Хозяин посмотрел на гостя такими глазами, как будто ждал, что при этом имени Чебоксарский подпрыгнет на стуле. Видя, что он сидит в своей обычной позе, и вспомнив, что он даже не знает разницы между бургонским и бордо, Виктор Семенович, в снисхождение к его провинциальной наивности, еще раз проговорил:

— Октав Фонтен де-Бюсси. Неужто вы никогда не слыхали?

— Не помню что-то. Да кто он такой?

Виктор Семенович даже вспылил…