На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан

Прибыв в Милан, он стал расспрашивать про своих родных, но не мог найти никого, кроме сестры Доротеи, годами десятью моложе его. Родители давно лежали на кладбище[163]. Когда же он спросил про сестру, то ему ответили, что было бы лучше потерять ее, чем найти. Бернардо покраснел до корня волос, пробормотал какое-то проклятье по-французски и не стал больше доискиваться.

Вернемся теперь к 18-му февраля 1812 года и к нашей компании, весело пировавшей и провозглашавшей бесчисленные тосты. Достаточно сказать, что капитан Бернардо, как добрый итальянец, хотел загладить в этот день несправедливость, выказанную некоторыми французскими бумагомарателями доблестным нашим соотечественникам, сражавшимся с таким почетом в Испании[164]. Поэтому за каждого из этих итальянских воинов был провозглашен им тост.

Заметив, что товарищи его оказываются чрезвычайно изобретательными в придумывании новых тостов[165], капитан Бернардо счел благоразумным спуститься вниз и расплатиться, пока еще у него не потемнело в глазах, чтобы хозяин, воспользовавшись его опьяненьем, не мог написать цифру 6 «хвостом вниз», как говорится в Милане. Рассчитавшись, он собирался снова присоединиться к товарищам, как вдруг к подъезду подскакал во всю прыть вестовой с запиской.

Бернардо, прочитав записку, воскликнул:

— Черт возьми! Зовут в казармы. Пойду попрощаться с друзьями… Эй, хозяин! Подай бутылку вина вестовому!

С этими словами он стал подниматься в столовую.

Я слишком удалился бы от своего предмета, если бы вздумал рассказывать о знаменитом походе на Россию.

После московского пожара[166] десятки тысячи людей погибли среди ужасных мук во время отступления. Немногие, спасшиеся от мороза, огня, голода и казацких пик[167], почти все сложили свои головы в битвах под Люценом, Бауценом[168] и др., где победа, казалось, коварно улыбалась неисправимому истребителю людей, чтобы потом раздавить его самого под Лейпцигом и Ватерлоо.

В 1815 году Австрия, видя, что дорога расчищена, послала Бельгарда[169] для покорения Ломбардии и Венеции. Бельгард вошел в эти земли совершенно мирно; итальянцы при виде его только снимали шапки. Национальное войско было, разумеется, распущено. Многие из офицеров пошли искать счастья в дальние края, как, например, Вентура[170], поехавший организовать армию лагорского султана в Индии; Кодацци[171], служивший инженером в республиках Южной Америки и колонизовавший горную область Кордильеров, Венесуэлы, и т. п. Некоторые переменили мундиры и надели белую ливрею для новых повелителей; другие же, напротив того, остались верны своим убеждениям и предпочли горчайший хлеб нищеты всем пирам вице-королевского австрийского двора. В числе последних был и капитан Бернардо.

Попав в плен к русским в окрестностях Смоленска, он был отправлен в Петербург и по дороге отморозил себе ногу. Выздоровев после ампутации, он, как бы в вознаграждение за свои невзгоды, имел счастье понравиться одному из вельмож столицы, который, желая воспользоваться его сведениями по части садоводства и огородничества, отправил его управляющим в одно из своих имений на Волыни. Из бесчисленного множества всевозможных спекуляций самая лучшая — это всегда оставаться честным человеком. Бернардо с величайшей точностью следовал такому правилу и значительно улучшил свое состояние. Пятнадцать лет прожил он в России и по смерти своего хозяина вернулся на родину с небольшим капитальцем, плодом его многолетних трудов, на который рассчитывал просуществовать последние годы жизни.

В январе 1827 года Бернардо снова увидел шпиль Миланского собора. Ему было около сорока пяти лет, но раны, походы и суровый климат севера настолько ослабили его, что он постарел прежде времени.

Первой заботой Бернардо было разыскать свою сестру Доротею, отвращение к которой значительно ослабело в нем с годами. Она оказалась вдовой с тремя детьми, нищей и вдобавок пьяницей. Ласки невинных детей обезоружили гнев честного солдата и остановили его на пороге, когда он, в негодовании, хотел уйти навсегда. На другой день несчастная женщина стала просить у брата прощения, давая клятву не брать никогда вина в рот, и столько наговорила и наобещала, что Бернардо согласился, наконец, поселиться с нею. Таким образом, расходы его значительно увеличились. Капитал же был так незначителен, что являлась необходимость приискать какое-нибудь занятие для пополнения расходов. Бернардо взял в аренду клочок земли на окраине города[172], вскопал несколько куртин, выстроил маленькую оранжерею, которую наполнил цветами и душистыми травами. Уже через месяц он мог нарисовать над дверью своего жилища огромный букет роз, величиной с капустный кочан, и сделать надпись крупными буквами: «Здесь продаются цветы и букеты».