На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан

— Меня послал сеньор Федерико.

— Зачем?

— Разносить письма.

— Как! Ты сделался почтальоном?

— Ну, да. Он дал мне писем с тридцать и я разнес их все в два дня. Отгадай-ка, кому были они адресованы? — продолжал Валентин, улыбаясь.

— Да почем мне знать.

— Всё твоим знакомым.

— Не понимаю. Растолкуй, пожалуйста.

— Нашим товарищам по оружию. Понял теперь?

— Ах, черт возьми. Тут пахнет чем-то серьезным. Объясни мне, пожалуйста, всё, как следует.

— С удовольствием. Но только сядем где-нибудь. Стоя на одном месте, устаешь больше, чем от ходьбы.

Оба молодых человека свернули с большой дороги и, выйдя в поле, сели под тенью нескольких ив.

— Ну, вот теперь хорошо! — воскликнул Валентин, снимая с плеч свою ношу и кладя ее возле себя на траву.

— Так рассказывай же, — снова просил его Роберт. — В чем дело?

— Дело в том, что готовится новая экспедиция, под начальством Гарибальди.

— Гарибальди! Да, да, да… Понимаю! Еще в Милане я слышал кое-что о какой-то таинственной экспедиции. Но у меня было в эти дни столько других хлопот, что я не обратил на это внимания. К тому же я думал, что это одна пустая болтовня.

— Какая болтовня! Нужно тебе сказать, что синьор Федерико нарочно приехал из Брешии в Сесто-Календе[189] и остановился у своего друга, священника.

— Федерико женился?

— Да, и жена с ним. Синьора Джулия остается в Сесто у дона Луиджи, а муж ездит взад и вперед из Сесто в Геную и обратно.

— Как! Зачем?

— Известно, зачем: уговориться с Гарибальди и со штабом.

— Да, а куда направляется экспедиция?

— Неизвестно. Но что нам за дело? Гарибальди знает — и этого достаточно.

— Совершенно согласен. Ты, Валентин, тоже едешь?

— Разумеется.

— А Федерико?

— Синьор Федерико пойдет после, с другой экспедицией. Гарибальди желает, чтобы он оставался в Генуе собирать людей и деньги. Сначала тот не хотел и слушать; но под конец должен был согласиться, тем более, что дон Луиджи тоже стал уговаривать его. Насколько я мог понять, он уйдет после с Медичи.

— В таком случай остаешься и ты?

— Нет, нет. Я еду с первой экспедицией: с Гарибальди, Биксио, Сиртори[190], Тюрром[191] и прочими. Я объявил уже это синьору Федерико и он ответил мне, что хотя ему и жаль расставаться со мною, но что я совершенно свободен располагать собой.

— А сколько вас будет?

— Да кто его знает! Во всяком случае, едва ли будет больше тысячи.

— Немного, черт возьми!

— Ну, да что значит число, когда с нами генерал! (Так звали Гарибальди его воины).

— Видишь ли, — продолжал Валентин, — генерал любит, чтоб у него было мало людей (лишь бы они были надежны), чтобы делать свои быстрые и неожиданные нападения, для которых он, кажется, рожден… ну, да и ты сам знаешь это.

— Понимаю, понимаю. Но скажи пожалуйста, причем тут письма, которые ты разносишь по Брианце?

— Письма эти, как я уже тебе сказал, дал мне сеньор Федерико. В прошлую пятницу, мы, как всегда, приехали с отцом в Сесто продавать рыбу. Обделав свои делишки, я зашел к дону Луиджи, гулявшему по саду с синьором Федерико. Последний, подозвав меня, сказал: «Ты пришел как нельзя более кстати, Валентин. Сегодня я еду в Геную и вернусь дня через три, четыре. Возьми вот эти письма к нескольким из наших товарищей по оружию. Это — приглашение собраться в Геную. Ты разнесешь их по адресам; вот деньги на путешествие. Когда исполнишь это дело, приезжай ко мне в Геную; таким образом, ты не рискуешь остаться позади». Вот, любезный друг, тайна моего почтальонства; понял теперь?

С этими словами Валентин встал и, вскинув снова на плечи свою ношу, сказал:

— Прощай, дружище, мне пора в путь; я должен поспеть в Комо к отъезду дилижанса, чтобы попасть вечером в Варезе[192], а завтра утром быть в Сесто.

Но Роберт продолжал сидеть на месте, устремив глаза в землю, весь погруженный в свои мысли. Видя, что товарищ его не шевелится, Валентин, шутя, крикнул:

— Эй, Роберт, заснул?

Молодой художник не отвечал. Быстро встав, он тряхнул головой, и взяв под мышку свою шкатулку, безмолвно пошел вслед за Валентином. Когда они вышли на большую дорогу, Валентин стал прощаться. Но Роберт, вместо того, чтоб ответить ему на поклон, пошел с ним рядом, воскликнув: «Идем!»

— Как «идем»? — с удивлением спросил крестьянин. — Ведь тебе в ту сторону, а мне в эту.

— Я раздумал, — отвечал Роберт, не поднимая глаз. — Я иду с тобой, Валентин.

— Куда? — спросил тот, еще более изумленный.

— Куда! Сперва в Сесто…

— В самом деле?

— Хочу поговорить с Федерико и узнать, как идет дело…

— А потом?

— Потом… куда прикажет Гарибальди!

— А! Ну, молодец! Вот это называется быть настоящим гарибальдийцем. Да здравствует Гарибальди! — крикнул во всё горло молодой рыбак, схватив Роберта за руку и тряся ее изо всей мочи[193].

Глава IV. [194] Далия [195]