На взмахе крыла

«В четвертом часу утра…»

В четвертом часу утра
Все несбыточно, но не случайно:
Ведь и лепет ночных утрат
Постепенно слагается в тайну.

Да ознобом сведенный зевок…

И рассвет оковал, как зевота,
Захотел одолеть и не смог
Недопитой в стакане дремоты…

Захотел одолеть — и не смог…

Побледневшим, усталым рассыльным,
Что бормочет и валится с ног
От ночей беготни непосильной.

От ночей шаркотни невпопад…

И неловким, спросонок, движеньем
На картонные столики в ряд
Растасовывал синие тени.

Потолок, да окурок… плевок…

Вот зевота — от пыльных растений,
Вот и свет — неуклюжий комок
(Через час) голубых оперений.

Допивать, доживать, досыпать…

А рассвет ведь опять, как гримаса.
Если б можно до сути узнать
Умиранье четвертого часа.

«Когда и дрема и покой…»

Когда и дрема и покой
В ночном чаду истратятся
И разговор, как шар пустой
Отскакивая, катится

И шелуху огней в слова

Перетирают жернова…

И нет возможности понять

(В который раз — не сосчитать)
Глухого утра за ночной
Белесоватой пеленой

И остается — неземной

Звончайший шаг по мостовой.

«Опустевшее время. Тревога поет…»

Опустевшее время. Тревога поет,
Как пчела над полуденным зноем.
Разве время такое, что верен полет
Над прорвавшимся в мире покоем?

Корабли и дома. Ослепителен жест

Оловянно-белесого моря.
Захрустевший песок. И тяжелый, как крест,
Серый камень на вскинутом взгорье.

Одинокая мачта высоко-легка,

Черной лодки засмоленный гребень…
Разве время такое… И флагом — тоска,
Опоздавшею птицей на слепнущем небе.

«День не такой, как все, сошедший гладко…»

День не такой, как все, сошедший гладко.
Но застревающий — без снов.
Высокая стена, крылатка
И слишком четкий стук шагов.

И так шагать — и волосы по ветру,

И руки врозь, и сердце начеку,
Бесчувственным отмеривая метром
Пустынную, последнюю тоску.

А за углом — и в судорге, и в муке

Рассвет — на день похож и непохож.
Какая странная, предутренняя скука —
Покорно голову укладывать под нож!

Излом угла — и за углом возочек,

Бессмысленный предвестник пустоты,
И утренний рассыпанный песочек —
Последние заметывать следы.

Летучий Голландец

Уже дыханье ветра — лед,
И синева в сухих морщинах,
И снасти — только перелет
Над неразвергшейся пучиной.

И бурной ночи перерыв,

Уже как дрожь воспоминанья,
И флаг на мачте — вечный взрыв
Несмолкающего отчаяния.

А небо — голубым огнем

На неживой пергамент кожи…
Какой волны крутой подъем
В последний раз ему поможет?

«Так тяжким накатом — нарывно и туго…»