На закат от Мангазеи [СИ]

— Я как большой белый начальник из вода вытащил, так пошел нарты искать, — обернулся Хадри, все также улыбаясь. — Прихожу, а начальник нет.

— Так это ты меня спас.

— Я. Шубин сказал держи дьяк. Я нырнул.

— И ты все это время мерз в нартах? Зашел бы поесть, погреться.

Хадри энергично замотал головой.

— Нельзя! Никак нельзя! Великий шаман башня живет. Страшно великий. Я погреться сарай.

— Куда мы едем?

— Лодка уплыть на север. Мы догнать.

— Но мы удалились от моря!

— Нам не нужен моря, — осклабился Хадри и легонько коснулся ведущего оленя длинным разукрашенным шестом. Тот мотнул головой и немного свернул, потащив за собой всю упряжку.

Макарин откинулся на спинку, зарываясь глубже в шубу. Мерное покачивание, еле слышное фырканье оленей и скрип полозьев, все это усыпляло, и он какое-то время смотрел на звезды, пытаясь разглядеть знакомые созвездия, но они терялись в мириадах ярких и незнакомых самоцветов. Макарин успел распознать лишь опрокинутый Ковш и сверкающую мертвенным светом Прикол-звезду на его ручке, ту самую, вокруг которой испокон веков крутился небосвод. После чего медленно сполз в забытье без сновидений.

Проснулся он от мельтешения разноцветных огней перед закрытыми глазами, и когда поднял веки, долго думал, что еще спит. И только осознав, что видит не сон, потрясенно спросил:

— Что это, Хадри?

Хадри медленно обернулся и приложил палец к губам. Глаза его были вытаращены от страха, и даже олени не бежали по снегу, а не спеша трусили, опустив головы.

— Боги небес, — прошептал самоед. — Тихо надо. А то нас слышать. Сюда придут, плохо будет.

Все небо горело. Зеленое пламя плясало от горизонта до горизонта. Разворачивались огромные желтые пятна и падали огненно-красные копья. Боги небес сверкая проносились по небу в беззвучной гонке и исчезали, чтобы тут же возродиться на другом конце небосвода, и только на севере весь горизонт был объят никуда не исчезающим призрачным пламенем. Там медленно двигались исполинские световые колонны, вырастающие из жемчужного сияния, точно из уличных огней какого-то нечеловеческого города.

Макарин вздохнул, подумав было, что уж сейчас-то ему точно кажется то, чего нет на самом деле, но вспомнил рассказы об огнях в небе, что иногда возникают в северных землях, и которые поморцы называют сполохами.

— Я не знал, что они такие… огромные, — прошептал он, разглядывая игру очередной ленты, похожей на строй идущего по небу огненного воинства.

— Боги разные, — ответил Хадри. — Но сейчас сильно большие. Сильно. Не было такого. Нас видят. Наверно тоже идол хотят. Совсем плохо.

Хадри поцокал языком.

— Если даже боги пришли за этим проклятым идолом, то здесь совсем тесно станет, — пробормотал Макарин, кутаясь в шубу. Небесное зрелище пугало своей необычностью, но было настолько величественно красивым, что притягивало взгляд.

Сияние постепенно затухало, разлетаясь по небу, и олени уже не обращали на него внимание. Вскоре Хадри принялся понукать их шестом, и они понеслись быстрее, прямиком к стоящему на горизонте призрачному городу, чьи столбы становились все ниже и ниже, пока не исчезли совсем.

Они ехали долго, очень долго, а ночь все не кончалась, и все также глазели сверху бесчисленные звезды, и все также полыхало иногда по иссиня-черному небу разноцветное пламя.

Белая плоская пустыня становилась бугристой, похожей на внезапно застывшее море. Синие тени тянулись от пологих низких холмов и занесенных снегом кустарников. У одной из таких теней Хадри осадил упряжку, и Макарин не сразу разглядел наполовину скрытый под снегом самоедский чум.

Рядом с выкопанном в сугробе проходом стоял самоед в широкой малице и разглядывал подъехавшие нарты.

Хадри соскочил на утоптанный снег, забормотал что-то, быстро кланяясь. Хозяин чума кланялся в ответ, улыбаясь. Они несколько раз пожали друг другу обе руки, и заговорили почти одновременно, перебивая и захлебываясь, будто старые давно не видевшиеся родственники, и пока Хадри говорил, улыбка сползала с лица хозяина. Наконец, тот не выдержал, бросился к проходу в чум. Оттуда донеслись звуки возни, приглушенные крики, и из чума выкарабкались, разбежались в стороны человек пять. За ними выбрался хозяин, держа в руках заиндевевшую сушеную рыбину. С поклоном отдал рыбину Хадри, а сам ни слова не говоря, вернулся в чум.

Хадри залез на упряжку, кинул рыбину Макарину и погнал дальше. Мимо пронеслись еле видные столбики ограды и бродящее за ними небольшое оленье стадо. Пятерка самоедов бегом загоняли оленей к выходу, где виднелись несколько распряженных нарт.

— Быстрые дети, — довольно сказал Хадри. — Скоро все узнают.

— Что узнают?

— Враг близко. Враг с юга, враг с моря. На войну идти надо.

Макарин повертел в руках рыбину. На ее мерзлой чешуе виднелись нанесенные углем знаки.

— А это что?

— А это письмо. Чтобы другие поверили.

— Какие другие?

Хадри страдальчески скривился, явно пытаясь подобрать слова, но ничего не сказал, а Макарин не стал настаивать.