На закат от Мангазеи

Пронесшийся из открытой двери ветер чуть было не задул свечи. Монах обернулся, не поднимая головы под надвинутым на лицо кукулем.

— Проходи, странник, обогрейся, — его голос был спокойным и будничным. — Дрова рядом с входом, подкинь. Затухает. — И снова вернулся к молитве.

Макарин набрал дров из сложенной у двери поленницы, подбросил в очаг. Его трясло.

— Слева от тебя у стены сундук, — сказал монах не поворачиваясь. — На нем сложена одежда. Она конечно старая, но чистая и сухая. Не побрезгуй.

Макарин поплелся к стене, на ходу скидывая заиндевевшее тряпье. На сундуке он нашел плотные холщовые штаны, рубаху и просторную медвежью шубу, в которой тут же утонул, будто в теплой перине.

— Наверняка есть хочешь, — продолжил монах. — Рядом с очагом посмотри, что-то с вечера оставалось. И кувшин там же. С травяным отваром, еще горячим. Тебе это обязательно надо.

Макарин сидел на низком, устланном шкурами бревне, жевал кусок жареного мяса с подливой из какой-то квашеной ягоды, запивал горьким варевом из глиняного кувшина, и чувствовал, как постепенно исчезает озноб.

Покончив с едой, он отложил обглоданную кость и наконец спросил:

— Кто ты?

— Слуга божий, — с готовностью ответил монах.

— Я думал, здесь никто не живет.

— Люди везде живут. Даже на Краю Мира.

— Как ты здесь оказался?

Монах пожал плечами.

— Пришли казаки, построили эту сторожевую башню. И ушли. Сгинули где-то на севере. А я остался. Давно это было. Я уж не помню сколько лет прошло. Здесь тихо и спокойно. Нет нужды считать время. Пустыня. И как любая пустыня, она ближе к богу.

— Ты из тех монахов, что уходят от людей в дебри, чтобы побыть наедине с верой.

— Можно и так сказать.

— Прости, что потревожил.

— Не извиняйся. Ты нуждаешься в помощи. Мой долг тебе помочь.

— Спасибо, ты мне уже помог. Если бы меня выбросило на берег чуть дальше, и я бы не увидел твою башню…

— Помощь телу меньше половины того, в чем ты нуждаешься. В эти края никто не забредает без причины. Даже случайно. Ты что-то ищешь, ведь так?

— Я отстал от своих товарищей. Мне нужно их нагнать.

— Ты их нагонишь. Но что ты будешь делать, когда найдешь то, что ищешь?

Макарин хмыкнул.

— Еще бы знать, что именно я найду. Боюсь этого никто не знает, даже те, кто меня сюда послал.

Монах тихо засмеялся.

— Ты попал в детскую сказку. Пришел туда, не знаю куда. И ищешь то, не знаю, что. Кто послал тебя сюда?

— Я дьяк Разбойного Приказа. Стало быть, Приказ и послал.

— Разбойный Приказ ничего не делает сам по себе. Кто стоит за твоим заданием?

— Князь Федор Мстиславский подписывал бумаги. Но я не уверен, что и он что-то знает.

Монах опустил голову.

— Мстиславский… Глава боярской думы, если не ошибаюсь.

— Не ошибаешься. Ты хорошо осведомлен для человека уже много лет живущего в такой глуши.

— Я не сижу здесь безвылазно. И новости до меня кое-как доходят. Я помню Мстиславского. Толстый, трусливый увалень. Как и царь Борис помешанный на потустороннем. Колдуны, ведьмы, древние вещицы, выкопанные из земли и способные или поднять мертвого, или свести с земли живого. Или помочь обрести богатство. Или помочь обрести власть. Наверное, и сейчас этот старый проходимец что-то подобное ищет? Запутался в своих интригах и чует что костер под задницей разгорается. Вот и послал тебя сюда. Верит, что где-то далеко обязательно найдется штуковина, которая принесет ему желаемое, а сам он палец о палец не ударит… Этот дурак никогда не понимал, что главное внутри человека, а не снаружи. Царю Борису увлечение ведовством не помогло, и ему не поможет.

— Ты говоришь так, будто в свое время был вхож в самые высокие хоромы. Кто ты на самом деле?

— Это уже неважно. Что было — давно прошло.

Макарин встал и осторожно обошел пылающий очаг, пытаясь разглядеть в темноте все также стоящего на коленях перед иконостасом монаха. Черная хламида покрывала того с головы до ног, полностью скрывая лицо и даже руки. Из сложенных вместе рукавов свисали только четки, собранные из зеленоватых плоских камней.

— Не пытайся увидеть мое лицо, дьяк, — сказал монах. — Его уже много лет никто не видел. И ты не увидишь. Это мой обет. Обещание господу. Ты хочешь его нарушить?

Макарин вернулся на место.

— Прости, я не хотел тебя обидеть.

— Ты не обидел. Не ты первый. Не ты последний. Каждый, кто увидит тайну, хочет ее разгадать. И никто не понимает, что бывают тайны, которые лучше оставить в покое.

— Возможно, тайна, за которой я гоняюсь, как раз из таких.

— Возможно. Но это тебе решать. Только ты сам можешь выбрать свою дорогу.

Макарина будто ударило что-то, и все поплыло перед глазами.

— Постой! Так это ты черный отшельник в высоком срубе!

Монах не ответил.

— Мне сказали о тебе души на Дороге Мертвых. Ты должен показать мне путь.

Некоторое время был слышен лишь треск огня и стук перебираемых четок.

— Ты далеко забрался, дьяк, раз говоришь о Дороге Мертвых, — сказал наконец монах. — Что еще говорили тебе души?

— Больше ничего. Они меня из своих нор сразу выкинули.